Книга Под новым небом, или На углях астероида, страница 118 – Александр Кучаев

– Это хорошо. А ещё о чём-нибудь говорили?

– Говорили… о разной безделице.

– О безделице?

– Да. Я сказала, что он очень сильный. Ну, ты знаешь, это так и есть. Помнишь, я рассказывала, как он нырял в воду, чтобы помочь мне с сетью! Тогда я прямо-таки ахнула, поражённая его мускулатурой. У нас мужики и повыше его ростом были, но такого мощного телосложения мне ещё не доводилось видеть. По дороге к озеру я сказала ему об этом.

– А он?

– Только посмеялся. И сказал, что, мол, раньше ещё крепче был, да ранение его подсушило.

– Помню, он говорил тогда, в лесу, перед нашим побегом, что был ранен.

– Да, в живот. Навылет. Это коммандос его подстрелили. Он еле выжил. Я попросила показать, куда в него попали, и он задрал робу. Так, ничего особенного: одна отметина на животе, другая, побольше, на спине.

Илона на себе показала, куда был ранен Игорь.

– А дальше что было?

– Я спросила, как ему удалось взвалить на себя ту огромную рыбу на мостках. А он ответил: «Илона, милая, взгромоздить такой груз на спину – сущий пустяк».

– Конечно, пустяк, – согласилась я. – А вот поднять что-нибудь достаточно тяжёлое вверх на руках не каждому дано.

– Что поднять? – спросил он.

– Ну хотя бы меня!

– Двумя руками или одной? – спросил Игорь Петрович.

– Одной, конечно.

– Какой – левой или правой?

– Лучше левой, – отвечаю. – И понимаешь, Марион, не успела я опомниться, как очутилась у него над головой. Я как завизжу! А он держит меня под попу и вращает над собой. Мало этого, взял и, словно пёрышко, перекинул с левой руки на правую, а потом опять на левую. Вот страху-то было! В общем, как я поняла, хоть Игорь Петрович и строит из себя старичка, а шалун ещё тот. Ещё скажу по секрету; когда я попала в его руки, это стало для меня чем-то таким… Мне стыдно признаться, но я просто сомлела… Да, сомлела до умопомрачения, и если бы он попытался взять меня, я бы не сопротивлялась.

– А вот это напрасно – лёгкая добыча для мужчин слишком пресна.

– Ну это ни для кого не секрет.

Закончив с посудой, Илона легла на свой топчан.

– Ты скоро? – спросила она.

– Сейчас, заплету косу.

– Не забудь задуть лампадку.

– Не забуду, – Марион дунула на жёлтый язычок огонька, и хижина погрузилась во тьму. Пробравшись к ложу Илоны, она подтолкнула её в плечо. – Подвинься, дай-ка я лягу с тобой.

Илона подвинулась к стенке и повернулась на спину.

– Рассказывай дальше, – шепнула Марион, обнимая подругу.

– А больше нечего рассказывать.

– Не ври. Целый день пробыли вдвоём – и чтобы всё молчком?

– Ну ещё он спросил, почему у меня нет детей.

– А ты?

– Я сказала, мол, Гюнтер винил в этом меня, но скорее всего причина в нём самом.

– Игорь так и спросил насчёт детей?

– Да.

– А ты ему так и ответила?

– Я дословно передаю наш разговор.

– Ну, я тебе одно скажу – этот парень тобой интересуется и твоих тенёт ему не миновать.

– Ой, не знаю, он – человек-кремень.

– А ты, Илона, как к нему относишься?

– Как отношусь? Неужели не видно, что я всё больше схожу по нему с ума? Ты не можешь представить, чего мне стоит не броситься ему на шею, когда мы оказываемся один на один. Меня так и подмывает обнять его и…

– Вот этого делать ни в коем случае нельзя. А лучше вообще относиться к нему с холодком. Пусть бы он помучился да поломал голову, чем же он тебе не гож.

– Знаю я, только поделать с собой ничего не могу. А как сама-то ты, Мариош? На всю зимовку – всего-то два мужика.

– Обо мне не беспокойся. Я подожду встречи со своим Эгоном.

– В Нью-Россе полно молодых вдов. Поди, он давно уже женат и напрочь забыл о тебе.

– Не забыл, сердцем чую. Я помню каждую нашу встречу, и он помнит. И пусть заведёт хоть десяток жён, всё равно я буду среди них самой любимой и желанной.

* * *

Когда запасы рыбы и мяса стали заканчиваться, Сергей и Гретхен взяли рыболовные снасти и подались к мосткам. Игорь же и Илона в сопровождении Тарзана отправились к озеру, где обитали птицы.

Всю дорогу Игорь рассказывал сначала о своей докатастрофной жизни, об учёбе в музыкальном училище, а потом – о тогдашних женщинах, на какие ухищрения они пускались, чтобы выглядеть красивыми.

– Выходит, они просто раскрашивали себя? – с вопросительной интонацией произнесла Илона. – В действительности же они не были такими привлекательными, и мужчины любили не столько их самих, сколько эту раскраску?

Игорь весело рассмеялся.

– Нет, мужчины прежде всего любили женщин, богатый внутренний мир этих особ, а раскраска только дополняла их внешнюю красоту.

– А если и мне раскраситься?

– Зачем? Ты и так хороша, красивее уже быть невозможно. Краска только заретуширует неповторимую… прелесть твоего облика.

– Но ведь ты говорил, те женщины…

– Понимаешь, Илона, те женщины прозябали в совершенно непригодной среде обитания: дышали загазованным воздухом, пили нечистую воду, питались так называемыми суррогатами, напичканными разными вредными примесями. В этих условиях люди сплошь и рядом выглядели не совсем здоровыми, и женщины вынуждены были краситься, чтобы создать хотя бы видимость красоты. Ты же здорова совершенно и прямо-таки лучишься каким-то особым, привораживающим светом. Откровенно сказать, от тебя глаз невозможно отвести. Взгляни на свои ногти, какие они розовые, как они блестят – словно лакированные; это ещё один признак прекрасного здоровья.

Километрах в восьми от поселения на заболоченном берегу небольшой речушки они увидели следы оленьих копыт.

– Свежие, совсем недавно прошёл, – сказал Игорь.

Он на минуту задумался и посмотрел на лес, угрюмевший в некотором отдалении.

– Знаешь, Илона, за гусями мы сходим в другой раз. А сейчас давай по следу. Ну-с, посмотрим, хаврошечка, какова ты в серьёзном деле.

Они шли весь день и часть ночи. В темноте их вёл за собой Тарзан. Илона притомилась, но не отставала от охотника ни на шаг, держась из последних сил.

В полночь остановились, и Игорь развёл костёр. Поужинали краюхой желудёвого хлеба и пригоршней орехов. Воду зачерпнули из лужи – зеленоватую, настоянную на хвое, с горьковатым привкусом. Охотник нарубил елового лапника, расстелил его возле костра, и Илона сразу уснула на этой роскошной пахучей постели. Некоторое время он сидел рядом, подкладывая сучья на горящие угли, вглядываясь в умиротворённое лицо своей спутницы и отдавая должное его поразительной красоте; затем тоже лёг спать, повернувшись спиной к теплу, исходившему от коротких синеватых языков пламени.