
Онлайн книга «Шелковое сари»
![]() Среди них были теплые пальто и меха. Уж они-то ей точно не понадобятся в поездке. Она оставила себе только один жакет и очень нарядную вышитую шаль, которую мама накидывала по вечерам. Все легкие платья ее мамы были Марине впору. У них был одинаковый размер. Миссис Лонсдейл была очень красива, и отец часто, смеясь, говорил, что они выглядят скорее как сестры, а не как мать и дочь. – Будь я посторонний, – говорил он, – я бы не разобрался, кто из вас моложе. – Но приз за красоту ты бы отдал маме, – сказала однажды Марина. – Конечно, – согласился отец. – Твоя мама – самая красивая женщина, какую я когда-либо встречал. Когда впервые увидел ее, подумал, что это не реальная женщина, а порождение моей мечты. И жена ему улыбнулась. Потом, словно почувствовав, что в его словах прозвучало пренебрежение дочерью, отец сказал: – Когда-нибудь, моя драгоценная детка, ты станешь почти так же хороша, как мама. – Я очень надеюсь, папа, – ответила Марина. Мать поцеловала ее. – Не слушай папу. Такая, как ты сейчас, ты очаровательна. Нам повезло, что у нас такая красивая дочка. Взяв одно из платьев матери, Марина приложила его к себе и подошла к зеркалу. Трудно было судить, так ли она хороша, как мама. У обеих были белокурые волосы. «Золотистые, как утренняя заря», – сказал как-то отец. Глаза у Марины были большие и светлые, а ресницы темные. Как говорят ирландцы: «Голубые глаза, вставленные грязными пальцами», шутил отец Марины. Кожа у нее была белоснежная, как у матери. Миссис Лонсдейл говорила бывало: – Я никогда не загораю. Все остальные англичанки в Индии бесились, потому что после каких-нибудь нескольких минут на солнце кожа у них становилась красной или коричневой, а моя кожа оставалась белой. То же самое Марина могла сказать и о себе. Она вспомнила, как отец говорил матери: – У тебя кожа, как магнолия. Это было первое, что я заметил, увидев тебя. – Первое, что я заметила в тебе, – ответила ее мать, – это то, что ты самый высокий и самый красивый мужчина, какого когда-либо видела. Глядя на себя в зеркало, Марина подумала, что не может не быть красивой, имея таких родителей. Она снова уложила нарядные платья матери, а потом достала два черных платья, которые миссис Лонсдейл надевала на похороны. – Не люблю, когда ты в черном, – сказал однажды полковник. – Я знаю, дорогой, – ответила жена, – но не могу же я присутствовать на похоронах лорда-наместника в пестром. Муж поцеловал ее. – Я люблю тебя в любом наряде, – сказал он. – Но больше всего, когда ты походишь на белую розу или на экзотическую орхидею. Они оба рассмеялись. Марина подумала о том, что ей бы тоже хотелось, чтобы кто-нибудь сравнил ее с цветком. Довольно унылое платье, бывшее на ней сейчас, совсем не красило девушку. – Когда приеду в Индию, стану носить мамины платья, – сказала она себе. – Но на пароходе мои старые школьные платья будут выглядеть более уместно. Пароход отплывал ближе к вечеру. Однако Марине казалось, что нет смысла задерживаться дома под неодобрительными взглядами тетки, повторявшей снова и снова, что она неминуемо раскается в своем поступке. – Если и раскаюсь, – сказала Марина, – я всегда смогу вернуться в Англию. – Если не потратишь к тому времени все деньги, – язвительно возразила тетка. – Когда тебе придется платить за все самой, чего ты никогда не делала раньше, увидишь, как дорога жизнь. – Это правда, – согласилась Марина. – Но я буду очень бережлива. Накануне она побывала в банке и сняла со своего счета сумму, которой, по ее мнению, должно было хватить на дорогу до Калькутты. Остальные она просила перевести в банк Калькутты. Марине дали документы, удостоверяющие ее личность, для предъявления в банк по приезде. Она чувствовала, что должна вести себя по-деловому, как этого ожидал бы от нее отец. Когда ее багаж уложили в экипаж, который должен был доставить девушку в порт, она ужаснулась при мысли, сколько это будет стоить. Тетка была так зла, что не сделала и попытки ее проводить. – Я послала бы с тобой горничную, – сказала она. – Но ведь ей придется возвращаться, а я не думаю, что ты захочешь оплатить ей дорогу. – Со мной все будет в порядке, – сказала Марина. – Благодарю вас, тетя Люси, за то, что позволили мне пробыть у вас так долго. – Я уже тебе говорила, ты делаешь большую ошибку, – сказала миссис Лонсдейл. – Когда вернешься без пенса в кармане, придется признать, что я была права. Марина ничего на это не ответила, не видя в этом смысла. Она только помахала тете из кеба, уезжая из дома, где ее когда-то приютили. «Ну вот теперь я действительно одна», – подумала она. Когда она приехала на пристань, ее багаж отнесли на борт, а ей показали каюту, в которой предстояло путешествовать. Каюта была очень маленькая и темная, без иллюминатора. На пароход поднимались пассажиры, и стюардессы были слишком заняты, чтобы обращать внимание на ее незначительную особу. Марина присела на койку. Но потом подумала, что было бы глупо пропустить волнующий момент отплытия, и вышла на палубу. Еще продолжалась погрузка, и на борт поднимали большие ящики. На пристани стояло много народа, явно зрителей, с любопытством наблюдавших за происходившим. На палубе толпилось множество друзей уже поднявшихся на борт пассажиров. Все они оживленно разговаривали, обнимали и целовали путешественников, желая им счастливого пути. Марина не могла не чувствовать одиночества. Вскоре зазвонил колокол, предупреждавший провожающих, что им пора уходить. Члены экипажа сновали среди толпы на палубе. – Сойдите на берег, мадам, сойдите на берег, сэр, – повторяли они. – Через несколько минут уберут трап. Наконец им удалось избавиться от провожающих, которые спустились на пристань. Пароход медленно отплывал, все махали шляпами и носовыми платками. Лица некоторых женщин блестели от слез. «По крайней мере, по мне никто не заплачет», – подумала она, собираясь вернуться в свою каюту. В этот момент мужчина, которого она не заметила рядом с собой, сказал: – Добрый вечер, красотка. Мы вместе плывем в Индию или вы сойдете в Александрии? Повернувшись, Марина увидела человека лет тридцати, не слишком респектабельного вида и чересчур франтовато одетого. Его темные волосы с аккуратным пробором были зачесаны на одну сторону. По цвету его кожи она поняла, что он не чистокровный англичанин. |