Онлайн книга «Со всей дури!»
|
– Ну, помню. – Так вот, с тех пор это у меня девиз: «Настоящему индейцу завсегда везде ништяк»! – Ты это к чему, Пашенька? – Тетка, я, по ходу, слышал тот же разговор, что и ты. Только ты была выше на пролет, а я ниже… И я проследил, чтобы этой лярвы духу здесь не было. – Но ее отсутствие ничего не отменяет, Пашка. – Чего не отменяет? – не понял он. – Ее присутствия в жизни Андрея. А это так мерзко… и так больно… – Ты поплачь. – Слез почему-то нет… Комок в горле стоит… а плакать не получается… И ведь надо еще выдержать эти поминки… – Настоящему индейцу… сама знаешь! – Но я-то не индеец, Пашенька! – Ты не индеец? Да ты самый индейский индеец из всех, кого я знаю! – Понимаешь, тут ведь все будут говорить, какой он был замечательный, без страха и упрека… И я тоже в это верила… – Просто потому, что хотела верить, – тихо проговорил он. – Пашка, ты еще что-то о нем знаешь? – Да нет… что ты… – как-то вяло и совершенно неубедительно пробормотал он. – Пашка, лучше скажи! – Да нечего мне говорить. Все, хватит нам тут шушукаться, а то злые бабы еще подумают, что у нас в семье инцест. – Совсем сдурел? – Нет, просто уже маленько знаю баб… Но тут на балкон вышла сестра. – Пашка, ты чего тут Ладе голову дуришь? – Ничего я не дурю! Просто объясняю кое-что. – Небось насчет индейцев? – улыбнулась Ксюша. – Именно! – И как, помогает? – Кажется, да, помогает… – сказала я. И пошла к гостям, как на Голгофу. …Я пережила это день, наверное, просто потому, что я живучая. И сработал инстинкт самосохранения. Я просто застыла. Похоже, никто этому особенно не удивлялся, только мама поглядывала на меня с тревогой, да Пашка, сидевший напротив, глазами подбадривал меня. До чего же золотой парень… Наконец, гости ушли, правда, перемыв всю посуду. Остались только мама и Ксюша. Они решили, что переночуют у меня. Когда мы привели все в порядок, мама сказала: – Девчонки, я умираю с голоду. Мне на поминках всегда кусок в горло не лезет. И тебе, Ладошка, надо что-то съесть, а то еще хлопнешься в обморок. Ксюня, достань там что-нибудь из холодильника. Сестра быстро накрыла стол на кухне. – Ладошка, говори, что стряслось! – потребовала мама. – Ты даже на девятинах была совсем другая. – Мам, – вмешалась Ксюха, – ты же понимаешь – сорок дней – это все-таки этап… – Да ладно, я что, свою дочь не знаю? Скажи, ты узнала об Андрее что-то плохое? Да? – Мама! – всплеснула руками Ксюша. – Да что мама! Я знаю, что говорю! – Мама, но откуда… – прошептала я. – Да он же был тот еще кобель, твой любимый Андрюшенька. – Ты знала? – Кое-что знала, кое о чем догадывалась… Я просто надеялась, что он перебесится… – Господи помилуй! – осенила себя крестом сестра. – Мама, но почему же ты молчала? – Ладошка, деточка моя, ты же так его любила! Не могла я… И не хотела вносить разлад… Хуже нет лезть между мужем и женой. Тебе сегодня кто-то что-то сказал? – Не мне, но я услышала… Эта девка посмела явиться сюда… – А ты? – А я ее выгнала. – Боже, что за люди теперь… Ни стыда, ни совести… И ведь ее наверняка привела сюда не любовь, а любопытство. – Это уж точно, – кивнула сестра. – Мама, Ксюха, умоляю вас, давайте прекратим этот разговор. Я не хочу… Не могу… Я должна сама со всем этим разобраться… – Господи, ты собираешься с ней разбираться? – испугалась сестра. – Еще чего! Много чести! Я должна разобраться с собой, со своими чувствами. И, главное, найти работу. – Я вообще не очень поняла, почему ты работу бросила? – спросила сестра. – Андрей настаивал. Я бы не поддалась, но фирма накрылась, и я не стала искать новую работу. А сейчас мне Пашка предлагает попробовать у них на фирме… Говорит, их начальнику позарез нужна моя помощь. – Ладка, знаешь, я иногда даже ревную Пашку к тебе… – призналась сестра. – Он так тебя обожает! И, насколько я понимаю, с тобой он делится своими секретами, а со мной никогда. – Ты ему, наверное, нотации читаешь, девчонок отбраковываешь… – Ну ты скажешь… – покачала головой сестра. – Но я же мать… И я не могу допустить… – Вот-вот! – улыбнулась мама. – Ты вспомни, я вас вполне демократично воспитывала, и вы у меня обе вполне задались. Ксеня в отца, занудничать любит. А ты, Ладошка, и впрямь иди на работу. Только сначала надо привести себя в порядок. А то в таком виде тебя никто не возьмет. Кому может помочь депрессивный психолог? Да и кто такому поверит? – Но Пашка говорит, надо спешить… – Тогда я знаю, что делать! – загорелась мама. – Завтра ты еще приходи в себя, а я займусь организацией… – Какой организацией? – Организацией реанимации депрессивного психолога. И вот еще что… Перебирайся пока ко мне. – Зачем? – Подальше от глаз твоей свекрови. Она же будет ревниво следить за тем, как ты одета, как ты выглядишь и все такое… – Правда, Ладка, перебирайся к маме пока. Это правильно. – Мамочка, Ксюха, вы что, и вправду думаете, что я через два дня уже буду в состоянии… – Будешь! Должна! Надо жить дальше. Да, ты потеряла мужа. Это прискорбно, но, между прочим, лучше так, чем если бы он тебя бросил ради молодой сучонки! – горячо воскликнула сестра. – Нет! Пусть бы он жил. Так вообще нельзя рассуждать, это грех… – рассердилась мама. – И потом, Ладка, то, что ты узнала сегодня… вероятно, может каким-то образом примирить тебя… – Короче, вы обе хотите мне сказать, что настоящему индейцу завсегда везде ништяк? – Вот именно! Ночью я глаз сомкнуть не могла. Восемь лет счастливого брака вмиг превратились в труху. Я пыталась внушить себе, что несмотря ни на что Андрей любил меня. Меня, а не своих девок. Но, значит, не очень-то и любил, раз девки водились? А я никогда ничего не замечала… Или не хотела замечать? Вот мама, кажется, замечала. А я – нет. Но если он меня не любил, то зачем же жил со мной? Или он был из породы мужиков, которые органически не в состоянии хранить верность? Но он был здорово ревнив. И холодности с его стороны я никогда не чувствовала. А может, это потому, что у меня не может быть детей? Но он всегда внушал мне, что в наше такое трудное время заводить детей страшно. А эта девчонка красивая… Такая экзотическая внешность… Да, она может свести с ума мужика… Запросто! Но ведь и я не на помойке нашлась. Я всегда нравилась мужчинам. А Андрей просто ушел из дома и не вернулся… Попал в аварию, и я ездила опознавать его труп. Как я не рехнулась тогда? Я прислушалась к себе. Интересно, боль от потери стала меньше после того, что я узнала вчера? Нет. Нет!!! Она удвоилась. Я потеряла его второй раз! Но, как ни странно, я чувствовала, что с этой, второй, болью я уже смогу жить без него. Что это? Горькая обида? Или уязвленное самолюбие? Известно, эта боль самая больная. А мое самолюбие уязвлено. Еще как! И боль почти нестерпимая. Но жить все-таки стоит! Мало ли… Вдруг удастся когда-нибудь утереть нос этой наглой экзотке? Да, теперь она для меня всегда будет наглой экзоткой! А я – настоящим индейцем! Я не выйду на тропу войны, но и трубку мира раскуривать не стану. Я просто постараюсь забыть! И о ней, и о… нем! Так будет лучше. |