Онлайн книга «Сиятельный»
– Это невозможно, – решительно отрезал Исаак Левинсон, но я-то видел, что семена сомнений попали на благодатную почву, и потому ничего добавлять не стал. С минуту в кабинете царило молчание, затем банкир добавил: – Так у нас дела не делаются! – и сразу засыпал меня вопросами: – Как продвигается следствие? Уже есть подвижки? Какие версии рассматривает полиция? Сожаление о впустую потраченных пятистах франках если и не покинуло его полностью, то отступило на задний план, оттесненное новой, куда более значимой проблемой. Иной раз просто ненавижу свой талант… – Полиция топчется на месте, – без обиняков заявил я. – Они даже не нашли место, где преступники покинули броневик. – А вы? Вы нашли его? – Нашел, – подтвердил я. – И прямо сейчас еду в Ньютон-Маркт ставить в известность руководство. – Сделайте это, – благосклонно кивнул Исаак Левинсон. – А как продвигается выкуп долгов? – спросил я тогда. – Предложил пять сантимов с франка, но никто не согласен меньше чем на тридцать, – улыбнулся иудей, вновь почувствовав себя в родной стихии. – Не беспокойтесь, это еще граф Косице не сделал заявления о вашей безвременной кончине в возрасте пяти лет. Помяните мое слово – десять сантимов скоро покажутся им щедрым предложением. – Положусь в этом вопросе на вас. – Но есть одна тонкость, – неожиданно подался вперед банкир. – Я веду ваши финансы, но не контролирую процесс вступления в наследство. Это может привести к ненужным осложнениям. Я вспомнил стоимость костюма риелтора, к которому меня направил собственный поверенный, и с чистой совестью предложил: – Подготовьте документы, в следующую нашу встречу я все подпишу. – Вот и замечательно, – расслабился банкир. – Продолжайте расследование и держите меня в курсе дела. А теперь прошу меня извинить, надо сделать несколько деловых звонков. – В столь поздний час? – удивился я, бросив взгляд на настенные часы. На тех было без десяти семь. – Трансатлантический кабель – это просто чудо, – рассмеялся иудей. – В Нью-Йорке сейчас самый разгар рабочего дня. – Тогда не смею вас больше задерживать, – поднялся я из кресла и направился на выход. Неразговорчивый слуга проводил меня до входной двери, и я отправился в Ньютон-Маркт. 4 Деньги – это зло? Или же все зло из-за денег? Вопрос спорный. Но знаю одно: не будь я таким скрягой, очень многих проблем в дальнейшем удалось бы избежать. Или, по крайней мере, отсрочить их на неопределенное время. А так, написав рапорт на имя главы сыскной полиции, я поскупился нанять извозчика и отправился домой на паровике, чтобы потом неспешно двинуться вверх по вившейся по склонам Кальварии дороге; с этого все и началось. Но если начистоту, мне всегда нравилось подниматься на холм именно пешком. Идти по извилистой тропе и смотреть на город; ощущать, как с каждым шагом свежеет воздух и проявляются задавленные городской гарью запахи – ароматы влажной листвы, подстриженной травы, весенних цветов. Всякий раз создавалось впечатление, будто поднимаюсь из царства мертвых, покидаю не зловонное облако смога, но подземное царство Аида. И понемногу отступали давившие на спину тяжким грузом печали и заботы. Я словно возвращался в детство. Только не в этот раз. Китаец ждал у моста. Подручный господина Чана подпирал плечом вкопанный в землю столб и демонстративно чистил ногти недоброго вида кинжалом. В своей обтрепанной кепке и великоватом пиджаке он казался сбежавшим с поля пугалом; не знаю, как птиц, а меня его вид напугал едва ли не до икоты. – Господин Орсо! – улыбнулся костолом безмятежно и радостно, словно невинный ребенок. – Господин Чан недоволен вами! – Чем на этот раз? – уточнил я и остановился, не доходя до собеседника несколько шагов. Приближаться вплотную к человеку с кинжалом не самая удачная идея, если только вы не оборотень или суккуб. Ну как тут не вспомнить об Елизавете-Марии? Но она далеко… Китаец усмехнулся и начал перечислять: – Долг не погашен в срок. Иудей скупает долги за бесценок. Родной дядя отказался признавать родственником. Потерял работу. Не сможешь вернуть долг. Я не стал спорить – глупо спорить с проводником чужой воли – и только спросил: – И что из этого следует? Костолом рассмеялся и отлип от столба. – Твой долг не велик по меркам господина Чана, но если дать спуск одному, что остановит других? – Чего хочет господин Чан? – нахмурился я, левой рукой снимая темные очки. – Твое ухо, белоглазый, – последнее слово китаец повторил, не скрывая издевки. Возможность безнаказанно покалечить сиятельного приводила его в восторг. – Очень неосмотрительно. – Никто не обманывает господина Чана. – Никто и не обманывал господина Чана. Он получит свои деньги до последнего сантима. Китаец кивнул. – Получит. Но сначала он получит твое ухо. – Поступить так с полицейским не очень умно, – веско произнес я, глядя на собеседника сверху вниз. Костолом не дотягивал до моего роста две головы, но при этом был быстрым и юрким, словно хорек. – Ты больше не спрячешься за карточкой фараона, белоглазый, – рассмеялся худощавый головорез и шагнул ко мне. – Не дергайся, и все случится быстро. Быстро? Я сделал глубокий вдох, дождался, пока отпустит приступ накатившей вдруг злости, и уже потом совершенно спокойным голосом потребовал: – Стой, где стоишь. – А то что? – ухмыльнулся китаец, но немедленно замер на полушаге, стоило только возникнуть в моей руке «Церберу». – Не стоит все усложнять, – прошипел он. – Не стоит, – согласился я. – Убьешь меня? Я ничего не ответил, прислушался к шелесту кустов за спиной и предупредил: – Не остановишь своих мартышек – схлопочешь пулю в живот. Гнить будешь неделю, а то и две. Перитонит, слышал такое слово? Полной уверенности, что угроза сработает, не было, но талант в очередной раз не подвел, и китаец нервно махнул рукой; шелест кустов стих. – Ты ответишь за это, белоглазый! – пообещал головорез, которого просто трясло от бешенства. Он не боялся смерти, его страшило оказаться прикованным к больничной койке. Да и будет ли она, больничная койка? Скорее уж грязный матрац в каком-нибудь опиумном притоне. А только оступись, только выкажи слабость – и люди выстроятся в очередь полюбоваться на твои мучения. Китаец такой участи для себя не хотел. И мы оба знали, что отвечать мне теперь придется не только за просроченный долг, но и за этот его внезапный страх. Я сунул палец в старую рану и тем нажил себе смертельного врага. |