Онлайн книга «Сиятельный»
В этот момент официант выставил на стол глубокую тарелку с варениками и блюдечко со сметаной. – Остальное нести сразу? – уточнил он. – Сразу, – кивнул я, и вскоре передо мной оказался чайничек, блюдо с блинами и розетка с медом. Я закрыл глаза, наслаждаясь восхитительными ароматами из детства, сглотнул слюну, потом без всякого сожаления поднялся на ноги, кинул на край стола мятую пятерку и принялся одеваться. Официант не сказал ни слова. Он помнил меня по старым временам. Как я уже говорил: все те же люди, все те же лица; ничего не меняется. Не застегивая плащ, я перешел через дорогу и без стука распахнул дверь, в которую незадолго до того прошел сгорбленный человечек в сером дождевике. Пригнув голову, поднырнул под низкую притолоку, выпрямился и заявил: – У меня есть пара вопросов. Согбенный башмачник посмотрел на меня снизу вверх и улыбнулся. – Неприятных, полагаю? – предположил он. – Слышал, ты стал полицейским, Лео. – Все течет, все меняется, – пожал я плечами, выставил на край стола портфель и достал из него только-только начавший оттаивать сверток. Старый мастер развернул брезент и поднял на меня озадаченный взгляд. – Что это, Лео? – отодвинул он от себя оторванное взрывом предплечье сиятельного. – Мне нужно знать, кто набил эту татуировку, – спокойно произнес я, словно речь шла о починке каблука. Ремесло башмачника никогда не приносило много денег в этом квартале, и Сергей Кравец сводил концы с концами, делая наколки местным бандитам. Когда на улицах находили очередного изукрашенного наколками покойника и полицейские приходили к башмачнику с требованием назвать имя жертвы, он не говорил им ничего, а потом запирал лавку и шел сообщать дурные вести родне. Я прекрасно знал о его принципах, но нисколько не сомневался, что тем или иным образом получу ответ. Мастер откинулся на спинку стула и посмотрел на меня с непонятным выражением, в подслеповатых глазах мелькали отблески керосиновой лампы. – Это неправильно, – заявил он. – Ты же сам сказал, что вопросы будут неприятными, – напомнил я. Мастер покачал головой. – Говорят, ты больше не полицейский, – заявил он многозначительно. – Все течет, все меняется, – повторил я. – Лео, ты убил его? Я только пожал плечами, не став отвечать ни да, ни нет. Просто не знал ответа на этот вопрос. Сергей Кравец расценил молчание по-своему, разжег еще одну лампу и достал мощное увеличительное стекло. Изучил вытатуированную руну и объявил: – Очень старая работа. – Старая насколько? – Судя по всему, человек прожил с ней большую часть жизни. Я кивнул. Скорее всего, так оно и было. И поскольку старику было за семьдесят, сделавший наколку мастер давно мертв. – Я не назову тебе имени, – ожидаемо продолжил Кравец. Помолчал и добавил: – Знаешь, Лео, на самом деле это мог быть кто угодно. – Как так? – Работа идеальная, ни единой помарки. Если интересует мое мнение – это не татуировка, это клеймо. Кто-то закрепил иглы в специальной форме. – Понятно, – вздохнул я и уточнил: – Что-то еще? – Нет, – покачал головой мастер. Я завернул руку в брезент и убрал сверток обратно в портфель. – Ничего больше не хочешь спросить? – остановил меня Кравец. Вопрос угодил в больное место, я медленно обернулся и прислонился к дверному косяку. – Ты не знаешь! – возразил мастеру. – Он бы тебе не сказал! – Не сказал, – подтвердил старый башмачник. – Тогда о чем речь? Делать татуировки отец водил меня исключительно сюда. Он никогда ничего не объяснял, и до сих пор я не мог решить для себя, была ли это пьяная блажь или же в моих наколках скрывался некий сакральный смысл. – Левая рука, – произнес Кравец. – Он оставил эскиз для левой руки и даже оплатил работу. – Нет, – ответил я и быстро вышел за дверь. Нет, нет и нет. Я не собирался проходить через это снова. Мне нужны были ответы. Ответы, а не новые загадки. Оторванную руку выкинул в первый попавшийся канализационный люк. В «Прелестную вакханку» я приехал продрогшим, промокшим и голодным. Всю дорогу перед глазами стояли блины и вареники, под конец даже начало немного мутить. В варьете я попросил сделать пару сэндвичей и травяной чай, прихватил попавшийся на глаза ореховый пудинг и поднялся в апартаменты Альберта с подносом, заставленным едой. Поэт работал. Судя по размашистым движениям, он рисовал, но при моем появлении сразу убрал тетрадь в верхний ящик стола и даже запер его на ключ. Я уловил аромат женских духов и не удержался от усмешки: – Надо понимать, прекрасная незнакомка решилась посетить этот приют порока? – Ничего ты не понимаешь в настоящих чувствах! – отмахнулся Альберт и язвительно поинтересовался: – Ты сегодня один, без своего вымышленного друга? – Уже успел по нему соскучиться? – Туше! – всплеснул руками Альберт Брандт и спросил: – С чем пожаловал? – Два сэндвича, ореховый пудинг… – Новости! – перебил меня поэт. – Какие новости о Прокрусте? Я поморщился, отпил травяного настоя и посоветовал: – Забудь о Прокрусте. Лучше напиши оду «Всеблагому электричеству». К нам приезжают Тесла и Эдисон. – Телса и Эдисон приедут и уедут, Прокруст останется. – Прокруст давно мертв. Альберт обиделся и отвернулся к окну. Я только пожал плечами и принялся обедать, затем убрал опустевший поднос на полку, где по-прежнему валялся принесенный мной из китайского квартала бильярдный шар, и примирительно произнес: – Кстати, Александр Дьяк мне очень помог. – Рад за тебя! – буркнул поэт, глядя на улицу. – Перестань! – Леопольд, ты меня удивляешь! – взорвался Альберт. – Ты же знаешь, как мимолетно вдохновение! Я не пишу на заказ, только по велению души! Сейчас меня увлекла тема Прокруста, а ты все портишь. Своим неверием ты сбиваешь мне весь настрой! Я с сочувствием посмотрел на поэта, но извиняться не стал. – Альберт, он мертв, – уверил я приятеля и развалился на оттоманке. – И мертв уже давно. – Ты не можешь знать этого наверняка! – Могу. Иногда я бываю на его могиле. Так вот, надгробие в полном порядке. Он там, на два метра под землей, Альберт. |