Онлайн книга «Бессердечный»
– Со мной все в порядке! – попыталась возразить девушка, едва устояв на ногах. Я предложил ей опереться на мою руку и повел на выход. Следом двинулись двое сотрудников Третьего департамента; Бастиан Моран мне откровенно не доверял. – Что происходит, виконт? – пролепетала Елизавета-Мария. – Я была на приеме, а очнулась здесь. Где мы? Что происходит? – Все уже позади, – успокоил я ее. – Вас чем-то опоили и пытались похитить с целью выкупа. Мы задержали негодяев. – Но кто? Кто это был?! – Об этом вам расскажет отец, – не стал раскрывать я деталей произошедшего, дабы не травмировать нежную девичью натуру. Мы вышли на улицу, налетел свежий ветер, хлестнул дождем. Взгляд Елизаветы-Марии прояснился, она оглянулась и охнула: – Мы были в цирке? Я подвел ее к полицейскому экипажу, помог забраться внутрь и сам уселся рядом. – Виконт! – окликнул меня один из полицейских. – Вы должны вернуться! – Сейчас! – раздраженно отозвался я и прикрыл дверцу. – Елизавета-Мария, я должен вам признаться… – Что случилось? – забеспокоилась дочь главного инспектора. – Помните ту статейку об Альберте Брандте? Его стих посвящался вам. Я попросил его об этом. Я… я люблю вас, Елизавета-Мария! И люблю уже давно! Не знаю, на что я рассчитывал. Мне просто требовалось выговориться, любовное томление жгло меня изнутри, я больше не мог сдерживаться и держать все в тайне. Не мог, даже несмотря на страх быть отвергнутым. Я признался. Елизавета-Мария отстранилась от меня, взглянула холодно и отчужденно. – Виконт, – в голосе ее не осталось привычного тепла, – я крайне признательна вам за свое освобождение, но вынуждена сказать, что не испытываю к вам никаких чувств. – И она замолчала, даже не став упоминать о женихе. Удар был силен, но я сам подставил себя под него, поэтому через силу растянул губы в беспечной улыбке, произнес на прощанье: – Простите за несдержанность. Вы всегда можете рассчитывать на меня, – и выбрался из экипажа на улицу, притворил дверцу и скомандовал кучеру: – В госпиталь! Карета укатила, вместе с ней укатили вскочившие на запятки сотрудники Третьего департамента. И мое порванное в клочья сердце тоже уехало вместе с ней. Ничто больше не держало меня здесь, но, в отличие от ветреных творческих натур, люди благородного происхождения, как правило, отличаются изрядным прагматизмом, поэтому кидаться с набережной в реку я не стал и вернулся в цирк. Навстречу вывели маэстро Марлини; руки его были скованы наручниками, низ лица стягивала полумаска-кляп. Бастиан Моран с усмешкой оглядел мою поникшую физиономию и поинтересовался: – Вы все еще заинтересованы в аудиенции у главного инспектора, виконт? – Больше чем когда-либо, – спокойно ответил я и указал на маэстро. – Сознался? – Нет, но в этом нет никакой нужды. Похищенные документы он хранил при себе. – Удивительная самонадеянность. – Такое случается с людьми, полагающими себя умнее других, – многозначительно глянул в ответ старший инспектор и тихонько, только для меня добавил: – Уж лучше бы вы пристрелили его при попытке к бегству, виконт. Широкой огласки теперь точно не избежать. На суде он обольет всех помоями, поверьте мне на слово. – Дайте пять минут, – попросил тогда я. Бастиан Моран и покачал головой: – Время упущено. – Не собираюсь его убивать! – прошептал я. – Просто растолкую возможные последствия. – Не боитесь гипноза? – Я слишком многого боюсь, чтобы придавать значение своим страхам. – В вашем распоряжении дорога до Ньютон-Маркта, – решил тогда старший инспектор. – Не теряйте время попусту. Вслед за гипнотизером я забрался в полицейский экипаж, и сразу снаружи щелкнули замки. Маэстро Марлини искоса глянул на меня и отвернулся. Я не стал выдергивать кляп у него изо рта, откинулся на неудобную спинку и произнес: – Линия защиты с уверением в собственной невиновности не принесет вам особых преференций. Фокусник промолчал. – Нет, – продолжил я, – вы можете заявить, будто во всем виновата дочь главного инспектора, но кто поверит в испорченность этого юного создания с безупречной репутацией? Думаете повлиять на присяжных? Бросьте! Все знают о вашем таланте гипнотизера. Вам не дадут и слова сказать, так и просидите весь процесс в клетке, скованный по рукам и ногам. Маэстро выразительно замычал, тогда я выдернул кляп. – Из любви к искусству можно и потерпеть! – заявил фокусник. – К искусству? – удивился я. – Я поставил величайшую пьесу! Тайные возлюбленные открываются друг другу, он беден, она обещана другому. Тогда они решаются бежать и задумывают ограбление. Его хватают, она на суде сознается во всем, но, не в силах вынести разлуки с любимым, закалывает себя. Вот это искусство! Куда там Шекспиру! Меня неприятно покоробили эти слова, но я только покачал головой: – Будете симулировать сумасшествие, запрут в лечебницу для душевнобольных до конца дней. Советую выбрать каторгу. – Ничего вы не понимаете в великой силе искусства! Ничего! Бездарь, как и все окружающие! Вы водите дружбу со знаменитым поэтом, вы должны оценить грандиозность моего замысла. Я бы прославил вас в веках! – Перестаньте ломать комедию! – потребовал я. – У нас осталось не так много времени. – Хотите предложить сделку? – заинтересовался маэстро. – Знаете, в сознании вашей возлюбленной осталось множество самых разных закладок. Желаете влюбить ее в себя без памяти? Могу устроить. – Еще раз заикнетесь об этом, и я вас ударю, – предупредил я. – Мне нужно от вас чистосердечное признание, и больше ничего. – Исключено! Я ничего не подпишу даже под угрозой смерти. – Зачем мне убивать вас? Смерть через повешение куда более мучительна и унизительна. – Вздор! Но я уже нащупал слабое место гипнотизера и бил туда всей силой своего таланта, раз за разом расширяя брешь в глухой обороне собеседника. – Кража – это пустяк. Обаятельный вор всегда имеет возможность предстать перед невзыскательной публикой в образе джентльмена-разбойника, современного Робин Гуда или Арсена Люпена. И даже не так страшна попытка подтолкнуть к самоубийству барона Дюрера, в конце концов, ваш преступный умысел в этой части не так-то просто доказать. Да и кого волнуют переживания толстосума? Никого. Но вот сотрудничество с египетской разведкой не оставляет шансов на оправдательный приговор. Это государственная измена. Не будет податливых присяжных, поддержки толпы и писем влиятельных поклонников. Будет закрытое судебное заседание и петля. О вас все забудут. Все. Навсегда. |