Онлайн книга «Автохтоны»
Он отодвинул стул и сел напротив. Наверное, друзья меломана сидят за соседними столиками, для подстраховки. – Я могу заказать? – Можете, – сдержанно сказал меломан, – но свиные ребрышки не советую. – Спасибо, я уже в курсе. Он пролистал меню и попросил отбивную. И кофе с коньяком. – Вам придется сказать, где она. – Меломан поднес к глазам вилку и меланхолически рассматривал зубья. – Мы положительно настроены это выяснить. – Я сказал правду. Можете меня обыскать. Конечно, теоретически я мог ее спрятать где-нибудь в «Пионере». – Там тоже нету. – Конечно, вы уже! как я сразу не догадался! Наверняка кто-то из них выдал себя за электрика. Или инспектора водоканала. Или пожарной охраны. Может, и правда там служит. – Возможно, вы ее прячете в банковской ячейке. Или у доверенных людей. Мы могли бы выбить у вас признание. – Запытать меня? Даже не пробуйте. У меня глубокое прикрытие. Весь интерпол встанет на мою защиту. – Не валяйте дурака, – с отвращением сказал меломан. Принесли отбивную с огромным количеством сложного гарнира, о котором он не просил, и запотевшую кружку темного пива. – Я не заказывал пиво. – Это бонус. Сегодня акция. Он пожал плечами и осторожно отхлебнул, чтобы пена не перевалилась через край. Пиво было хорошим. – А в этой папке что? – спросил меломан. – Биография Костжевского. Меломан быстро перебирал распечатанные странички. – Зачем вам Костжевский? – Ну как же. Вы же должны знать. Если ищете партитуру. Они все там были. Валевская. Костжевский. Корш. Вертиго. Какой-то Фильтикус. Я сильно подозреваю, что тоже псевдоним. Ну, не очень пристойно для подростка петь этого Гитона, родители дома могут и уши надрать. А я как раз занимаюсь группой «Алмазный витязь». Я искусствовед, понимаете? У меня грант канадский. – А зачем врали, что у вас есть партитура? – А вам она зачем? Что в ней такого? Что вообще в этой опере такого? Ну да, Валевская пела. Ну да, скандал. Ну, накидали они шпанских мушек. – Шпанских мушек? Ха-ха-ха! – Сидящий напротив откинул аккуратную голову и аккуратно засмеялся. – Шпанских мушек!!!! Он краем глаза видел, как сидящий за столиком слева наблюдает за ними в зеркале барной стойки. А сидящий за столиком справа допил свой кофе и теперь подманил официанта, чтобы заказать еще. – Вы читали биографию Ковача? Он вдруг обнаружил, что уже успел уполовинить свой бифштекс. От нервов, наверное. – Читал. Много фигур умолчания. И необоснованных предположений. – Ковачу действительно удалось записать музыку сфер. Не всю. Фрагмент. Вы, конечно, знаете, что в организме человека есть скрытые структуры, которые можно инициировать. – Конечно знаю, – сказал он, – кто же этого не знает. Его собеседник не уловил иронии. – Ковач полагал, что высшие силы специально оставили для человека эту лазейку, но никто пока что не сумел ею воспользоваться. – Бессмертие? Сверхмогущество? Всем им нужно либо бессмертие, либо сверхмогущество. Либо и то и другое сразу. Меломан обернул к нему бледное лицо со страдальческими глазами. – Не знаю! – выкрикнул меломан, и два, нет три таких же бледных лица за соседними столиками обернулись к ним. – Я не знаю! Если бы я знал! Что он получил, чем за это заплатил… Меломан глубоко вздохнул и овладел собой. – Известно, что при первом исполнении своих опусов на тему «музыки сфер», – меломан говорил, прикрыв бледными веками глаза, словно бы читая по памяти, – Ковач испытал нечто вроде экстаза, с обострением всех чувств, за которым последовал припадок, судя по описанию, эпилептический. Сам он не очень внятно описывает это состояние как «хрустальное». С тех самых пор страдал припадками, которые принимал за откровение. Меломан открыл глаза. – И, конечно, – кисло сказал он, – это и было откровение. А во время этой самой «Смерти Петрония» втайне от исполнителей и слушателей был проигран фрагмент музыки сфер. – Вот именно! – Меломан даже схватил его за руку, в которой он держал вилку с наколотым на нее кусочком бифштекса. – Вот именно! Этот фрагмент был как бы упрятан! Скрыт! Внутри партитуры! И он подсунул его оркестру. И оркестр сыграл! – И впал в измененное состояние сознания, – сказал он, осторожно высвобождая руку. – Там все впали в экстаз. Оркестр, исполнители. Публика. Публика тоже. Не было никаких шпанских мушек. Был восторг, единение, чудо общности. Чистая телесная реакция на переплетение гармоний. Память об этом передавалась от отца к сыну. От отца к сыну. Когда все кончилось, мир показался… таким бедным! – Я понял. Публика не знала, в чем дело, но оркестранты-то поняли. Ну да. Но с чего вы взяли, что партитура вообще сохранилась? – Была версия, что Ковач положил ее в гроб Валевской. Мы предприняли некоторые усилия, чтобы найти ее, но… – Мы? – Не сам я, понятно. Но да, мы. Искатели. – Ах, ну да. Искатели. Да, я слышал, что Ковач положил в гроб какую-то рукопись, Кстати, вы в курсе? Есть и другая версия. Ковача арестовали до этого выстрела в театре. – Никто не знает точно, что случилось с Ковачем. Очень противоречивая информация. Одна-единственная биография, и то… Мы пытались связаться с автором. Уточнить некоторые моменты. – В смысле, вы, Искатели? Вы-то сами еще тогда и не родились. – Да. Мы, Искатели. Так вот. Автора отыскать не удалось. Не было такого человека. – В этом, – сказал он, – я и не сомневался. Он допил пиво и поставил пустую кружку на стол. – Этот самый Гитрев. О. Гитрев. Вы пробовали прочесть его фамилию наоборот? * * * – Боже мой! – потрясенно сказал Искатель. – Боже мой! – Вам не кажется, – спросил он вежливо, – что это открывает перед вами новые перспективы? Знаете, я уже пообедал. Хорошее место, правда. Неплохая кухня, большие порции и недорого. Я могу идти? Вы, конечно, вправе следить за мной и дальше. Более того, я настоятельно рекомендую следить за мной и дальше. Он встал. Двое, нет, трое за соседними столиками встали тоже. Ага. – Один только вопрос. Я уже понял, это не вы преследовали меня в музее восковых фигур. А по телефону в «Пионер» звонили вы? – Я вообще не звонил в «Пионер». Никто из наших не звонил. – Я так и подумал. Но кто-то тоже весьма увлеченный музыкой, да. Хотел поделиться своими соображениями касательно природы музыки. Довольно банальными, если честно. И тоже не назвался. |