Онлайн книга «Нежные листья, ядовитые корни»
|
Мальчику удалось спастись. Рядом случился взрослый, который подбежал и выдернул полумертвого от ужаса ребенка из-под гигантской махины. Я пытаюсь удержаться над полом, который время от времени перекатывается черной волной, и мне кажется, что от заднего колеса «Камаза» меня отделяет несколько сантиметров. Это расстояние сокращается, когда Маша Елина выходит из своего номера. Я вижу, что она задумала. Ей кажется, это хорошая мысль – спрятать цепочку там же, где был нож. А вернувшись в Москву, позвонить Липецкой и сказать, что ее семейная реликвия в тайнике, а самой Маше все известно. «Если что-нибудь случится с кем-то из наших, – проигрывает она в уме будущий разговор, – я пойду прямиком к следователю». И еще, конечно, она хочет записать свои показания и оставить в надежном месте с указанием «открыть в случае моей смерти». Ее план нелеп. Но дело даже не в этом. А в том, что с женщиной, убившей меня, они встретятся в одной точке. И тогда Машу Елину тоже убьют. Пол подо мной давно уже горбится не волной, а рифленой шиной «Камаза». Я все ближе к ней. Меня раздавит, когда эту рыжеволосую женщину, так гордящуюся своей выдумкой, встретит та, вторая. И снова я знаю, как все произойдет. На полке с резиновыми перчатками лежат ножницы, которыми горничные состригают бирки с нового белья. Я вижу, как Елина оборачивается к приоткрывшейся двери, как меняется ее лицо – и как вошедшая без раздумий хватает ножницы с полки. Маша идет по коридору. Ей остается жить четыре минуты. Я преграждаю ей путь. Она проходит сквозь меня, ничего не замечая. Я преследую ее, кричу, предупреждая о смертельной опасности. Она услышала бы меня, если б не была так глубоко погружена в раздумья о Липецкой. «Забудь про нее!» – умоляю я. «Не ходи туда!» «Остановись!» Но повторяется то, что происходило с Анжелой. Маша действительно останавливается, но только возле пожарного крана, чтобы взять ключ от подсобки. Мои силы стремительно тают, однако я раз за разом пытаюсь выбить ключ из ее руки, чтобы она не успела войти в каморку. Если задержать ее на пару минут, та, вторая, не доберется до ножниц, и тогда у Маши Елиной есть шанс. Но она уверенно проворачивает ключ в замке, щелкает выключателем на стене и сразу идет к подоконнику, не забыв прикрыть за собой дверь, чтобы никто не застал ее врасплох. У нее полторы минуты жизни, но она не догадывается об этом. 6 – Где моя футболка? Саша разворошила одеяла, заглянула под подушку. Илюшин одним быстрым движением спрятал белую тряпочку за спину. – Какая футболка? – удивился он. – Ты разве в футболке пришла? Стриж обернулась к нему, и он с нескрываемым удовольствием уставился на ее грудь. Несколько секунд она смотрела на него, а потом расхохоталась: – Давай сюда! – Ты о чем? Илюшин пытался изобразить непонимание, но Саша неожиданно прыгнула на него как кошка, повалила в подушки и попыталась отобрать футболку. Она оказалась ловкой и сильной, их возня, к взаимному удовольствию, затянулась, и лишь десять минут спустя из подушек снова вынырнули две взлохмаченные головы. – Воришка! – обвинила Саша, натягивая отобранную в честной борьбе одежду. Илюшин провел ладонью сверху вниз по ее спине, и женщина закрыла глаза от удовольствия. – Погладь еще. Он подчинился. – У тебя кожа как… – Нет! – попросила Саша. – Что – нет? – Не порть мгновение. – Она смягчила свои слова улыбкой. – Если ты собирался сказать про атлас, шелк или лепесток цветка, то, пожалуйста, не надо. Не люблю затасканных фраз. – У меня в детстве жила ворона, – задумчиво сообщил Илюшин. Саша изогнулась и ущипнула его. – Это за ворону! – Ты, наверное, никогда не гладила птиц, – возразил Макар. – Птичьи перья удивительно приятные на ощупь. Именно это я и хотел сказать, когда ты перебила меня со своим шелком. Саша легко коснулась уголка его рта губами. – Я больше не буду! «А у нас будет больше?» – хотел спросить Илюшин, но не спросил. Она была совсем не такая, как утром. Вся ее скованность, зажатость куда-то исчезли. И улыбалась Саша свободно, и даже двигалась иначе. «Как будто стрижа из клетки выпустили, – подумал он. – Хм! Вот уж действительно затасканное сравнение». Саша оделась, присела на край постели. – Когда ты уезжаешь? Макар взглянул на телефон. – Через восемь часов. – А я – через двадцать минут. Он вопросительно поднял брови. – Я сделала здесь все, что хотела, – с улыбкой пояснила Стриж. – И не сделала того, чего не хотела. Что оказалось еще важнее. – Надеюсь, ты сейчас не о том, что Рогозину убила, а меня решила оставить в живых? Улыбка исчезла с ее лица. – Не шути так, пожалуйста. – Да я вовсе не шучу. – Макар выбрался из постели и натянул джинсы. – Ты единственная, у кого не было видимых причин задерживаться в отеле после убийства Рогозиной. – Видимых! – Ага, я так и сказал. Теперь они стояли по разные стороны широкой кровати и смотрели друг на друга. – А что, были причины? – Ты затащил меня в постель, чтобы выведать информацию, – скорбно сказала Саша. Макар с трудом сдержал ухмылку. – И с удовольствием сделал бы это еще раз. Только надо придумать, какая еще информация мне может от тебя потребоваться. Давай ты отпустишь такси? А потом вместе поразмыслим. Несколько секунд женщина пристально смотрела на него, словно что-то взвешивая. – Нет, все-таки мне пора. Как ты справедливо заметил, я и так здесь слишком задержалась. Макару вспомнились Коваль с Савушкиной, рыщущие по отелю в поисках папок с их запротоколированными грехами и трясущиеся от ужаса, что правда станет известна заинтересованным лицам. Кто-то ведь украл компромат из номера Рогозиной до того, как Иру с Любкой покорно привела туда Мотя Губанова! – Папки у тебя? Илюшин бросил эту фразу почти наугад, и он никогда не смог бы объяснить, чем руководствовался. Он понимал только, что Стриженова приняла для себя какое-то важное решение. Именно оно толкнуло ее на то, чтобы прийти к нему посреди ночи, и оно же гонит ее прочь из отеля. Изумление на ее лице сменилось странным выражением, которое даже Макар не смог истолковать. |