Онлайн книга «Россия, кровью умытая»
|
– Жалко? – Жалко, родная кровь. – Правильно ли они его убили? – Убили правильно, хлеба отцу родному не давая, шкуру бы с него, с подлеца, спустить. – А тебя расстреляем, тоже будет правильно? – Тоже правильно… Спаси бог… – Мужик торопливо закрестился. – Боишься ли красного террора? – Ни боже мой… Правду люблю. – Да ну? – Умру за божескую правду. – А не приходилось ли тебе продавать керосин? – Не помню. – Как смотришь на идейных коммунистов? – Смотрю дружески, идейным надо подчиняться. – Что ты понимаешь в революции? – Ничего, сынок, не понимаю. – Как по-твоему, за кем останется победа? – У кого кашка толще, штор тянулась, да не рвалась. – А не снятся ли тебе черти?Допрос продолжался вплоть до той минуты, когда задребезжал телефон. Чугунов приказал готовить роту и прислать наверх всех сотрудников секретно-оперативной части. Из ворот выходили небольшими кучками и молча, рубя острый шаг, ссыпались в черные колодцы улиц и переулков. Дом. № Властный стук. Тишина. Стук настойчив и неотвратим. Испуганный крик: – Кто там? – Обыск. У дома зазвенело в ухе. На хозяйке трепетные губы и заспанный капот. Движенья ночных гостей быстры, и в притихших комнатах гулки их шаги. Приторно пахнет семейным туалетным мылом и теплой, надышанной постелью. Кто-нибудь плачет, кто-нибудь, задыхаясь, уверяет: – Это недоразумение, честное слово… Мы никогда и ничего… Васенька даже сочувствует… Васенька, объясни ты им… Господи… Васенька, обуваясь, долго не может поймать шнурка ботинка и старается говорить как можно спокойнее: – Конечно же, недоразумение, ошибки возможны и даже неизбежны… Ты не волнуйся, Мурик, тебе вредно волноваться… Допросят и выпустят… Я больше чем уверен, что выпустят… Уходили, уводили Васеньку. Дом после обыска как после пожара.Погиб Филька за чих. Башка его была вечно всхохлачена – расчески не было и купить негде: базары разорены, а в аптеке советской, после белых, одна валерьянка да зубной порошок. При обыске Филька придавил пяткой, а потом спустил в карман Васенькину роговую расческу. Комиссар Фейгин узрел, донес Чугунову, а тот порылся в Филькином личном деле и по синей обложке ахнул: …† О подобных Фильке «комендантах в случае чего» Артем Веселый знал не понаслышке. В Самарском архиве хранится анкета, заполненная им при партийной перерегистрации в 1920 году. На вопрос о деятельности после свержения самодержавия он отвечает: «Сотрудник, а затем секретарь «Приволжской правды», председатель Мелекесского укома партии и контролер Мелекесского ЧК». Обнаруживший эту анкету историк Ф. Г. Попов пишет: «В бытность Н. И. Кочкурова председателем Мелекесского укома и редактором уездной газеты «Знамя коммунизма» он на страницах газеты резко выступил против безобразий и беззаконий, которые совершали проникшие в ЧК авантюристы… Губком постановил направить в Мелекесс следственную комиссию… Губком постановил отдать под суд весь состав Мелекесской Чрезвычайной комиссии, а Кочкурову предоставил права представителя губкома в ЧК с функциями контролера».В 1936 г. Артем Веселый подготовил к печати два рассказа, напрямую связанных темой и общим героем – Иваном Чернояровым – с «Россией, кровью умытой». В машинописных текстах они даны под общим заголовком «Два маленьких рассказа». Первый из них, «Степь да степь кругом…», был в том же году напечатан в газете «Легкая индустрия», второй, «Андрей Порохня», опубликован в 1988 г. в № 5 журнала «Новый мир». АНДРЕЙ ПОРОХНЯ В хате за облепленным жужжащими мухами столом, в кругу своих верных друзей сидел Иван Чернояров. Ворот его гимнастерки был расстегнут, костлявые завалившиеся ключицы обнажены. На маслянистом от пота, землистом лице его лежала печать суровой замкнутости. Обедали. Вдруг в полутемных сенцах послышался какой-то шум, потом, вполголоса, яростная ругань, грохот опрокинутой скамейки с пустыми ведрами, и в хату, шипя и отбиваясь палкой от вестового Миколы Пидопригоры, впятился дюжий парубок. – Что за война? – крикнул из-за стола Юхим Закора. – Кто такой? – А нечиста сила его знает, что он за человек, – дребезжащим от обиды голосом затараторил Пидопригора. – Прет себе, як видмедь, напролом. «Мне, каже, до Чернояра», да и все. Уж я ему, Иван Михайлович, всякие резоны приводил. – Он крутнулся к парубку и гаркнул: – А ну, бисова душа, гайда до коменданта. Я там тебя расшифрую. – Погоди, Микола, – остановил Юхим Закора вестового и, не сводя глаз с незнакомца, опять спросил: – Кто таков? – Андрей Порохня. – Чьих родов, каких городов? – С Мелитопольщины. – Ну, какое же у тебя дело? – А ты сам кто такой, шо меня допрашиваешь? – Я? – Юхим оглянулся на своих. – Я эскадронный Юхим Закора. – А мне треба Чернояр. Захохотал Озеров, захохотал Шалим, захохотал Бурульбаш. Тень улыбки скользнула и по лицу Ивана. – Я – Чернояров, – сказал он, – говори скорее, чего тебе надо, и проваливай. Незнакомец стоял у порога в вольной позе. Измазанные дегтем и лопнувшие по швам офицерские зеленые галифе его были забраны в шерстяные чулки. На ногах тяжелые чёботы, из коротких рукавов вылинявшей рубахи торчали здоровенные, в золотистой шерсти, ручищи. – Хочу, товарищ Чернояр, послужить в твоем полку, – тяжко, со скрипом выговорил наконец он. – А где ты до сего дня блукал? – Да служил. – Где служил? – Да в банде у батьки Махна три месяца гулял. – Ну? – Ну, сбежал. – А что? – Не по душе… Где чего награблють – все в свое село везут и там делят. Я совсем не из ихнего уезда.– Где еще служил? – В банде у Зеленого служил. |