Онлайн книга «Простые смертные»
– Примерно так же действовали англичане в Ирландии в 1916-м, – заметил Ойзин О’Дауд, – повторяя бессмертную мантру всех мачо: «Сила – вот единственное, что способны понять туземцы». И они так часто повторяли эту заповедь, что и сами в нее поверили. И с этого момента они были приговорены. – Но я тридцать лет регулярно ездил в Штаты, – возразил Остин, – и те американцы, которых я хорошо знаю, – это мудрые, способные к состраданию, достойные люди, с которыми общаться одно удовольствие. Я просто не понимаю, как такое могло случиться! – Подозреваю, Остин, – сказал я, – что те американцы, с которыми вы встречаетесь в банковском мире, – это не выпускники военной академии в Небраске, чей лучший друг был застрелен улыбающимся иракским подростком с пакетом яблок. Тем самым подростком, отца которого на прошлой неделе разнес в клочья стрелок из проезжавшего мимо «Хамви», хотя тот всего лишь прилаживал телевизионную антенну. А лучший друг этого стрелка за день до этого получил в шею разрывную пулю, выпущенную снайпером с крыши соседнего дома. А у этого снайпера накануне погибла сестра – машина, в которой она ехала, остановилась на перекрестке, пропуская конвой военного атташе, и охрана на всякий случай буквально изрешетила эту несчастную машину из автоматов; охрана понимала: если они не ошиблись, то тем самым спасут конвой от смертника-бомбиста, сидящего в этой странной машине, а если ошиблись, то к ним законы Ирака все равно применены не будут. В конечном счете все войны развиваются за счет того, что поедают собственное дерьмо, затем производят на свет еще больше дерьма и снова его поедают. Было заметно, что моя расширенная метафора несколько переходит дозволенные границы. Ли Уэббер за соседним столиком о чем-то оживленно болтал с приятелем. А его мать спросила: – Могу я соблазнить кого-нибудь последним кусочком торта? * * * Видел я только одним глазом, второй был прижат к земле, и этим видящим глазом я высмотрел чернокожего морпеха и, к своему удивлению, обнаружил, что наделен способностью читать по губам, ибо он в этот момент как раз говорил Азизу: – А этот выстрел для тебя, ублюдок вонючий! – Он работает на меня! – заорал я, выплюнув набившуюся в рот грязь. Солдат, гневно сверкнув глазами, глянул в мою сторону: – Что ты сказал? В небе наконец стало тихо, так что он явно меня услышал. – Я журналист, – пробормотал я, пытаясь повернуться как-то так, чтобы не утыкаться ртом в землю. – Британский журналист. – Во рту у меня совершенно пересохло, и речь звучала невнятно. Рыкающий американский акцент уроженца Среднего Запада: – Хрена лысого ты журналист! – Но я действительно британский журналист, меня зовут Эд Брубек, и я… – я старательно выговаривал каждое слово, – …сотрудничаю с журналом «Spyglass». Хороших фотографов трудно найти, так что, пожалуйста, попросите того человека не целиться ему в голову. – Майор! Этот гребаный урод говорит, что он британский журналист. – Говорит, что он кто? – Совсем рядом со мной захрустели камешки под армейскими ботинками, и владелец ботинок рявкнул мне в ухо: – Ты что, по-английски говоришь? – Да, я британский журналист, и если… – А чем ты можешь это подтвердить? – Мое журналистское удостоверение и документы на аккредитацию – вон в той белой машине. Он фыркнул: – В какой еще белой машине? – В той, что стоит на краю поля. Если ваш капитан уберет свое колено с моей шеи, я покажу. – Представителям служб массовой информации полагается носить удостоверение при себе. – Если бы кто-то из здешней милиции обнаружил при мне журналистское удостоверение, меня бы просто убили. Майор, распорядитесь, пожалуйста, насчет моей шеи, если не трудно? Колено убрали. – Встать. Медленно. Медленно, я сказал! Ноги отказывались мне подчиняться, и еще ужасно хотелось растереть шею, но я не решался: вдруг они подумают, что я хочу достать оружие? Офицер снял авиационные очки. Возраст его определить было трудно: около тридцати, но лицо буквально скрывалось под слоем глубоко въевшейся сажи. Под его офицерским значком было вышито «Хакенсак» [147] . – Итак, черт побери, объясни, с какой стати британский журналист, одетый как последний оборванец, встречается в поле с настоящими оборванцами возле сбитого военного вертолета ОH-58D? – В этом поле я оказался потому, что здесь произошло некое событие, а значит, имелся источник новостей для любого журналиста. А одеваюсь я так специально, потому что если выглядеть чересчур по-европейски, то тебя вполне могут пристрелить. – А если будешь одеваться как эти вонючие арабы, черт бы их всех побрал, так тебя и наши запросто пристрелить могут. – Майор, отпустите, пожалуйста, этого человека! – Я мотнул головой в сторону Азиза. – Это мой лучший фотограф. А вон тот парень… – я указал глазами на Насера, – …в синей рубашке… это мой помощник. Майор «Хакенсак» еще несколько секунд нас помучил, потом сказал: – О’кей. – Азизу и Насеру разрешили встать, и мы наконец смогли опустить руки. – Британия – это значит Англия, верно? – Англия, плюс Шотландия, плюс Уэльс, плюс Северная Ир… – Ноттингем – это Англия или Британия? – И то, и другое, как Бостон – это Массачусетс и США. Этот майор явно про себя обозвал меня «хитрожопым ловкачом», а вслух заявил: – Мой брат женился на медсестре из Ноттингема. В жизни не видел более вонючей дыры! Заказал себе сэндвич с ветчиной, так мне принесли тонюсенький ломтик какой-то розовой слизи между двумя кусочками сушеного дерьма. И готовил эту гадость какой-то араб. И чуть ли не все водители такси там были арабами! Да твоя гребаная Британия – это все равно что оккупированная территория, друг мой. Я пожал плечами. – У нас было несколько волн иммиграции. Майор чуть повернул голову вбок, собрал побольше слюны и плюнул. – Значит, в «Зеленой зоне» живешь, британский журналист? – Нет. Я живу в гостинице «Сафир», за рекой. – Это чтобы проще было налаживать отношения с настоящими иракцами, да? – «Зеленая зона» – это один город, а остальной Багдад – совсем другой. – Ну так давай я тебе расскажу, что значит иметь дело с настоящими иракцами. Настоящие иракцы говорят: «С началом вторжения безопасной жизни пришел конец!», а я им отвечаю: «Так постарайтесь никого не убивать, не пырять ножом и не грабить». И тогда настоящие иракцы возражают мне: «А это американцы по ночам совершают налеты на наши дома, они не уважают нашу культуру». Но я говорю: «Так перестаньте стрелять в нас, американцев, из ваших домов, идиоты гребаные!» Но настоящие иракцы тут же начинают ныть: «Где наша канализация, где наши школы, где наши мосты?» А я им отвечаю: «А где наши гребаные миллиарды долларов, которые мы вам давали, чтобы вы могли построить школы и мосты, проложить канализацию?» Но они продолжают ныть: «Ах, почему нет электричества, почему нет воды?» И я отвечаю: «А кто взрывал подстанции? Кто распиливал гребаные трубы, которые мы проложили?» И тут вступают их священнослужители и заявляют: «Наши мечети срочно нуждаются в покраске!» А я отвечаю: «Раз так, поднимите свои задницы, полезайте на лестницу да и покрасьте их сами, черт вас побери!» Вот вам материал для вашей газеты. Как, кстати, на самом деле она называется? |