
Онлайн книга «Черный пудель, рыжий кот, или Свадьба с препятствиями»
– Темно было, – усомнился Бабкин. – А фонарь на что? Если пришлый, должен был выйти из леса и перелезть забор. Значит, останутся отпечатки на земле. А их нет. – Ты не следопыт! – Вдоль забора тенисто, мох и черничные заросли. Ни одного куста не притоптано. Я все облазил. Да и никто из посторонних не мог знать, что Елизавета окажется на той полянке. Нет, Серега, кто-то следил за ней. – Или вышел одновременно на поляну. – Бабкин почесал в затылке. – А там слово за слово – и огребла старушенция. Он вопросительно посмотрел на Сашу: – Может, все-таки Галина? – Не может! Хоть она и пыталась взять вину на себя. – Ты тоже пыталась, – напомнил Макар. – Довольно безрассудный был поступок, – буркнул Бабкин в сторону. Саша хотела ответить, что он был продиктован исключительно заботой о подруге, но Илюшин вдруг поменялся в лице. – Взять вину на себя, – пробормотал он, – взять вину на себя… Схватив первую схему, он повел пальцем по старым записям. – Что там? – подпрыгнул Бабкин. – У тебя идея? – кинулась к нему Саша. Макар сосредоточенно рассматривал свои каракули. – Может, у него идея бросить все нафиг и свалить в Москву? Саша покачала головой. Нет, Макар не из тех, кто бросает начатое. Проиграть он может, но выйти из игры в середине партии – никогда. А Илюшин наконец-то осознал, что именно все это время оставалось на периферии его сознания. Он уставился перед собой, собирая головоломку заново. Некоторое время Саша с Бабкиным терпеливо ждали. Потом им надоело. – Идея! – напомнила Стриж. – Какая? Макар быстро переворошил кучу своих зарисовок и добрался до первого листа с человечками, на котором Рита еще не была пузатой. – Я совсем забыл об этом за всеми своими вычислениями и попытками выстроить мало-мальски правдоподобное алиби. – О чем забыл-то? – не выдержал Сергей. Илюшин потряс перед ним рисунком. – В убийстве признались не только Саша и Галка! Еще пять человек сообщили следователю, что они виновны в смерти Пудовкиной. Об этом Бабкин услышал впервые и воззрился на Макара в изумлении. – И кто же все эти честные люди? – Один – боксер Валера. Его я пока скидываю со счетов. У меня сложилось впечатление, что он просто повторил фразу за Сысоевыми, потому что не знал, что говорить. – А промолчать не мог? – У него сложно устроена голова. Там три шурупа, бечевка и поролон, в ней так с ходу и не разберешься. Бабкин одобрительно усмехнулся: – Этот парень мне нравится. – Он идиот! – Он пострадал от твоих рук. Цеховая солидарность встает во мне в полный рост. Кто еще двое? – Муж и брат Сысоевой. И это, Серега, самое интересное. – Так и сказали: «прикончили мы нашу бабусю»? Саша внимательно слушала, переводя взгляд с одного на другого. – Именно так. Правда, сначала признался Олег, но по нему сразу было видно, что он пытается выгородить Галку. Последний аккорд шарахнула по клавишам Нина, но запоздала. А вот Петруша с Григорием выступили как раз вовремя. – Что на них нашло? – Отличный вопрос! Я тоже спросил себя, что это на них нашло. Но только сейчас вспомнил, что они единственные совершенно точно были во дворе, когда совершалось убийство. Правда, в чужом дворе. Но это не имеет значения. – Не томи, голубь, – попросил Бабкин. – Ты к чему ведешь? – К тому, что они явно выгораживали кого-то из своих. А если объединить это с замечанием Петруши о неудачном платье жены, вырисовывается любопытнейшая картина. 2 Ничего у Нины не получалось, все валилось из рук. И шарлотка не поднималась в духовке, и компот скис на второй день, и даже пылесос сломался. Сысоева поймала проходящего мимо кота и прижала к себе: – Утешь меня, Берендеюшка. Держала она его, подлеца, крепко. Но кот применил обычную кошачью магию: растворил в своем организме все кости, вытек из рук и просочился сквозь дверь. – Попроси еще у меня курицы! – крикнула ему вслед Нина. – Троглодит мохнатый. – Кого ругаешь, Ниночка? В кухню заглянул озабоченный Петруша. – Никого не ругаю, Петя. Себя только. Она озабоченно пощупала мужу лоб. Нет, не горячий. А взгляд воспаленный, и выглядит супруг так, словно температурит вторые сутки. Нина, приобретшая когда-то на брачном рынке селезня вместо сокола, поначалу пыталась выдергать селезню все перья и нарисовать на выщипанной тушке контуры приличной хищной птицы. Но быстро опомнилась. Быть может потому, что увидела, как из ее бестолкового братца Алевтина лепит не мышонка, не лягушку, а неведому зверушку, выдавливая из него по капле того счастливого человека, каким Гриша был когда-то. А может, в глубине души она была добра к другим и строга к себе, а это парадоксальным образом облегчает жизнь не только окружающим, но и обладателю подобных качеств. «Ты его выбрала сама, – сказала себе Нина. – Что ж ты его мучишь, бедного? Ну не подошло тебе, зачем же ножницами сразу кроить по живому? Верни в лавку, может, кому другому пригодится». Но родился Олег, и возвращать неудачное приобретение стало поздно. Нина от материнства расцвела и внезапно стала замечать, какой дивный изумрудный отлив перьев у ее селезня, как смешно и мило он переваливается, когда спускается к воде, как заботлив он к ней и нежен. «Бери, что дают, и цени, что взял» – таков был бы девиз Нины Борисовны, высеченный на гербе. Алевтина противостояла бы ей с щитом «Бей своих, чтобы чужие боялись». – Ты Алевтину не видел? – рассеянно спросила Нина. – Она домик поехала смотреть. – А Гриша? – Вернулся недавно. – Я пуделя кормил! – послышался сочный бас, и в кухню ввалился Григорий. Сразу стало тесно. «Господи! Еще ж пудель!» – Как он? – жалостливо спросила Нина. – По Лизавете своей страдает. – Гриша обыскал кастрюльки, поднял крышку над булькающим на плите варевом, обжегся, с грохотом уронил ее и долго дул на пальцы. – Лежит, морду вытянул, глазами смотрит, вздыхает. Нина укоризненно покачала головой. Вот бесчувственный тип ее братец! – Что ж ты его сюда не взял? – Да ему там целая комната выделена. Запахи знакомые, все такое. Я его кормить стал, смотрю – на зенках-то у него бельма. Он, поди, уж и не видит почти ничего. |