Онлайн книга «Граальщики. Солнце взойдет»
— Ах да, я забыл упомянуть, — прошептал еле слышный голос. — Что бы ты ни предпринял, ни в коем случае не приближайся к… — Прошу прощения? — переспросил Боамунд. Он подождал минуты три, но все, что он услышал, было позвякивание колокольчиков фургончика с мороженым где-то вдалеке. — А это что такое? — спросил Боамунд озадаченно. Ноготь вздохнул. Он уже понял, что Боамунд окажется тяжелым случаем, и собирал всю свою решимость, чтобы соблюсти терпение. К несчастью, терпение не входило в список Трех Добродетелей Карликов [2] . — Это молния, — ответил Ноготь. — Я знаю, как выглядит молния, — заметил Боамунд. — Она совсем не такая. — Да нет, это, конечно, не молния, — устало сказал карлик, — просто называется так же. Смотри, ты ее тянешь… — Как? — Вот так. — Ой! Ноготь вздохнул. — Это как бы вместо гульфика, — объяснил он. — Ты потом привыкнешь. Боамунд потер ущемленное место и пробормотал что-то в том смысле, что он считает это чертовски глупым способом обращаться с вещами. Ноготь лучезарно улыбнулся и протянул ему шлем. — А это что? — спросил Боамунд. Ногтю уже начинал надоедать этот вопрос. — Это шлем, — ответил он. Боамунд воззрился на него. — Послушай, — сказал он, — конечно, я здесь, считай, новичок, но не пытайся дурачить меня. Шлем тяжелый и блестящий, и сделан из хорошей стали. А это сделано из этой ерунды… как, ты там говорил, это называется? — Пластик, — ответил Ноготь, — а точнее, стекловолокно. Это мотоциклетный шлем. Они совсем не такие, как те, с которыми ты имел дело. — Но… Ноготь решил проявить твердость — иначе они никогда никуда не доберутся. — Слушай, — сказал он, — в твои времена ведь существовали турнирные шлемы, и боевые шлемы, и парадные шлемы, и все они были разные, верно? Так вот, этот шлем предназначен для того, чтобы ездить на мотоцикле. И поэтому он не похож на те. Боамунд начал хмуриться. Он уже дважды начинал хмуриться: один раз, когда Ноготь вручил ему мотоциклетную куртку и Боамунд попытался указать ему, что только крестьяне и лучники носят кожаные доспехи; и потом, когда узнал, что ему предстоит ехать сзади. Он начал было объяснять, что правит конем всегда рыцарь, а сзади едет карлик, но Ногтю удалось отвлечь его внимание, уронив ему на ногу ящик с инструментами. Он предчувствовал, что вскоре предстоят еще большие проблемы. — А вот твой меч, — сказал он, — и твой щит. Подержи-ка, я только… — Эй, — сказал Боамунд, — а почему они в холщовом мешке? Это недостойно — ездить с упакованным мечом. Ноготь решил, что не стоит прямо сейчас пытаться объяснить Боамунду, почему с его стороны будет неблагоразумно открыто носить свой меч. Такие термины, как «арест» и «оружие, запрещенное к ношению» вряд ли входили в его словарь. Поэтому вместо этого он указал, что задача Боамунда предполагает путешествие инкогнито, чтобы по дороге не пришлось биться в куче утомительных поединков. Как ни странно, Боамунд проглотил это объяснение даже не пикнув. — Хорошо, — сказал он. — А лошадь? — Это не лошадь, — ответил Ноготь осторожно. — Не совсем. Пойдем, покажу. Он повел его в глубь гаража. Там, под мойкой, стоял его драгоценный «Триумф Бонневиль», единственная вещь во всем мире, которую он действительно и не скрывая любил. — Что это? — спросил Боамунд. Ноготь ответил, крепко стиснув кулаки: — Это мотоцикл. Это все равно что… — он закрыл глаза, обшаривая свой ум, вытаскивая ящик за ящиком и вываливая их содержимое на пол. — Это все равно что волшебный конь, которого не нужно ковать, — это было лучшее, что он смог придумать. — Он летает? — спросил Боамунд. — Нет, — сказал Ноготь в замешательстве. — Он ездит по земле. Под гору, когда ветер в спину, он без проблем делает сто пятнадцать. — Сто пятнадцать чего? — Миль. — О! — Боамунд нахмурился. — А потом что? — спросил он. — В каком смысле? — После того, как ты проехал сто пятнадцать миль, — объяснил Боамунд. — Ты берешь другого, или… — Да нет же, — сказал Ноготь, щуря глаза и борясь с искушением впиться Боамунду зубами в коленную чашечку. — Сто пятнадцать миль в час. — Постой-ка, — сказал Боамунд. — Мне казалось, ты говорил, что он не летает. — Не летает. Но Боамунд не выглядел убежденным. — Все волшебные кони, о которых я слышал, могли летать, — сказал он. — Вот, например, Альтамонт, крылатая кобыла сэра Греви де Бохуна. Она делала триста сорок две, или даже… сто шесть на четыре и сорок три… — Ну хорошо, — сказал Ноготь, — но… — У моего дяди была волшебная лошадь, — продолжал Боамунд, — он как-то добрался из Каэрлеона в Тинтагел за час семь минут. На такую лошадь действительно можно положиться, как он частенько мне говорил. — Э-э… — И сбруя у нее была что надо, — продолжал Боамунд в забытьи. — Амортизирующие стремена, поводья с энергетическим приводом, мартингал с гидравлическим увлажнением три-в-одном, подпруги акульей кожи — по индивидуальному заказу, с трехпозиционными авторегулирующимися пряжками… Ноготь, тяжело ступая, подошел к мотоциклу и отвинтил крышку топливного бачка. — Нам пора, — сказал он, — мы не можем торчать здесь весь день. Боамунд пожал плечами. — Пора так пора, — сказал он. — Где мне сесть? — Позади меня, — ответил Ноготь. — Давай, забирайся. Мешок не забыл? Боамунд кивнул и надел шлем. Бормоча что-то себе под нос, Ноготь включил подачу топлива, откинул ножной стартер, встал на него и подпрыгнул. Незачем и говорить, что проклятая машина не завелась. Боамунд постучал его по плечу. — Что ты делаешь? — спросил он. — Пытаюсь заставить его двигаться, — ответил Ноготь. — Ты думаешь, что вытащив из него эту штуковину и прыгая на ней, ты заставишь его двигаться? — поразился Боамунд. — Да что ты! Скорее уж он начнет брыкаться, а то, глядишь, и укусит тебя! Можно, конечно, попытаться объяснить, подумал Ноготь, но зачем утруждаться? Он снова поставил пятку на стартер, приподнялся на сиденье и подпрыгнул. Как это часто случается, стартер выскользнул у него из-под ноги и больно ударил по голени. Ноготь выругался. — Я же тебе говорил, — сказал Боамунд. — Почему ты не хочешь просто сказать волшебное слово? |