Книга Чистое поле. Миссия невыполнима, страница 22 – Николай Лузан

1 апреля 2007 года компания земляков: Имерлидзе, Калашвили, Ромишвили и Чхеидзе собралась в ресторане «Леди Фокс». В очередной раз Имерлидзе лицом в грязь не ударил и лишний раз продемонстрировал Калашвили возможности своих связей. Несмотря на то что в главном зале негде было яблоку упасть, а в глазах рябило от погон, для них нашлась отдельная кабинка. Не успели они занять в ней места, как Ромишвили выставил на стол глиняный кувшин с фамильным домашним вином, а затем с ловкостью фокусника стал извлекать из сумки консервные банки с деликатесами. Маркировка на них не оставляла сомнений — они были с госпитального продсклада.

— Да-а, Резо, кому война, а кому мать родная, — саркастически оценил этот консервно-гастрономический набор Калашвили.

— А что делать, товарищ подполковник. Все, что есть в армии, принадлежит прапорщикам, — быстро нашелся Ромишвили.

— Слава Богу, что вас мало, а то бы последнее растащили, — едко заметил Чхеидзе.

— Не переживай, Зураб, на наш век хватит, — осклабился в ухмылке Ромишвили.

— Резо, спрячь подальше! Это тебе не склад или каптера, а ресторан. Здесь собрались не Иваны, а свои — земляки! — потребовал Имерлидзе.

Понял, Юлонович, возвращаю все в исходное! — засуетился Ромишвили и принялся складывать консервы обратно в сумку. Но когда его рука коснулась кувшина с вином, ее перехватил Чхеидзе и потребовал:

— Отставить!

Ромишвили вопросительно посмотрел на Имерлидзе. Тот хмыкнул и назидательно сказал:

— Слушай старого капитана, Резо. В армии как говорят: не спеши выполнить первую команду, вторая ее отменит.

— Понял, Юлонович, открываю, — хихикнул Ромишвили и принялся ломать сургуч на горлышке кувшина.

В это время в кабинке появился официант с легкими закусками: пхали, аджикой, аджапсандалом, кучмачи и лобио. Чхеидзе пробежался по этому изобилию загоревшимся взглядом, плотоядно облизнул губы, и в его голосе зазвучали ностальгические нотки.

— Пхали?! Кучмачи?! Как дома побывал!

— Ну ты, Хвича, даешь! У тебя и тут все схвачено! — восхитился его проворством Калашвили.

— Ну, что я могу тебе сказать, Марлен, как говорится: это кто на что учился, — расплылся в довольной улыбке Имерлидзе и распорядился: — Резо, что-то в горле дырынчит, надо горло промочить. Наливай!

Ромишвили поднял кувшин и, напевая себе под нос:

— Расцветай под солнцем, Грузия моя, — стал разливать вино по бокалам.

— Резо, ты че, краев не видишь? Наливай по полному! — потребовал Чхеидзе.

— Зурик, у них, тыловиков, это профессиональное: недолив, недосып, недовес, — едко заметил Калашвили.

Имерлидзе пропустил колкость мимо ушей, поднял бокал и произнес тост:

— За земляков! Нас здесь мало, и мы должны поддерживать друг друга!

— Скоро и тех выкинут на улицу, — буркнул Чхеидзе и большими глотками осушил бокал до дна.

Это не осталось незамеченным Имерлидзе. Сделав удивленное лицо, он с недоумением посмотрел на пустой бокал, затем на Чхеидзе и не удержался от упрека:

— Зурик, обижаешь! Ты что, собрался уходить?

— Я-а? С чего ты взял? — удивился тот.

— Так бокал-то пустой.

— Э-э, Зурик, забываешь наши традиции, совсем уже русским стал, — поддакнул Ромишвили.

Чхеидзе поиграл желваками на скулах и, не поднимая головы, просипел:

— Наливай! Между первой и второй перерывчик небольшой.

— Погоди, погоди, Зурик! Тут не Иваны собрались, — осадил его Имерлидзе.

Чхеидзе промолчал и, уткнувшись в тарелку с аджапсандалом, принялся жевать. Какое-то время за столом были слышны стук вилок, ножей и довольные возгласы. Появление официанта, а точнее шашлыка, снова вызвало оживление в компании. Ромишвили склонился над огромным блюдом, заваленным румяным мясом, вдохнул вившийся над ним ароматный парок и, закрыв от удовольствия глаза, воскликнул:

— Вкуснятина, пальчики оближешь!

— Резо, наливай! Толком еще не выпили, а разговор уже пошел о службе, — распорядился Имерлидзе.

— Точно, Юлонович, баб и анекдоты пропустили! — поддержал его Ромишвили и, живо подхватив тему, предложил: — Есть один как раз в тему!

— Давай, только быстрее, а то шашлык стынет! — поторопил Чхеидзе.

— Зурик, ты помнишь «черного полковника», что проверял узел связи? — продолжал интриговать Ромишвили.

— Ну?

— На итоговом зачете он резал народ по-страшному. Командир узла на уши встал — полный завал, не знает, что делать — и тут вспомнил про древнего капитана Стародуба. Тот за 25 лет безупречной службы уже мхом оброс, но при этом ни одной проверки не завалил. В общем, вызвали Стародуба из дембельского отпуска и поставили задачу — уломать полковника хоть на тройку…

— Резо, кончай мозги полоскать, вино прокиснет! Наливай! — начал терять терпение Чхеидзе.

— Погоди, Зурик, пусть расскажет, — остановил его Калашвили.

— Короче, капитан вывез полковника на природу, к водопадам, — вернулся к анекдоту Ромишвили. — Сами знаете, красота там обалденная. Полковник и обалдел. Капитан подсуетился, повесил гамак и поднес ему парочку стопарей, а потом шашлычок из молодого барашка. Полковник выпил, закусил, разлегся в гамаке, расслабился и яйца вывалил из трусов. На запах шашлыка прибежал пес, забрался под гамак и давай их лизать. Полковник блаженствует и так вальяжно говорит: «Молодец, капитан, уже до четверки дотягиваешь».

— Ха-ха! — зашлись в хохоте Калашвили с Имерлидзе, сквозь него прорывалось: — Ну, все, как у нас!

Чхеизде же зло сверкнул глазами и обрушился на Ромишвили:

— Борзеешь, прапор?! Про капитана специально ввернул?

— Да ты че, Зурик?! Это ж анекдот! — оторопел Ромишвили.

— Шутник хренов! С мое послужи, а потом зубы скаль! — наливался гневом Чхеидзе.

— Зурик, не заводись! Ты че, первый день в армии? — пытался утихомирить его Калашвили.

Но Чхеидзе было не остановить. Он выплеснул все, что накипело у него на душе:

— В гробу я видал вашу армию и долбаную Россию! После дембеля ноги моей здесь не будет. Продам квартиру — и к себе в Батуми. Миша из него картинку сделал. Я…

Здесь уже Имерлидзе вынужден был вмешаться и, чтобы погасить ссору, провозгласил тост:

— За Грузию! За нашего друга и за ее настоящего сына Зурика.

— За Зурика! — поддержали остальные.

Чхеидзе отмяк и расчувствовался. Прошло полчаса, он уже с трудом ворочал языком, и Ромишвили вызвался отвести его домой. Калашвили с Имерлидзе остались одни. Хитрый тыловик держал паузу и снова потянулся к кувшину с вином. Калашвили остановил его.

— Погоди, Хвича, пока совсем не закосели. Так что там с моим вопросом?