Онлайн книга «Князь советский»
– Нет у нас никакой благотворительности! Всем, кому надо, государство и так помогает. Не помня себя, Галя вскочила. – Ответь мне – почему немцы? Мы же с ними воевали… Они стольких людей погубили во время Мировой войны! – Эти немцы – советские граждане: они никого не губили. – Мне без разницы! Как ты мог помогать им, когда нам самим нужна помощь? Клим скрестил руки на груди. – Ты ревнуешь, что ли? – Да, ревную! – в сердцах отозвалась Галя. – Ты уехал неизвестно куда, ничего мне не сказал, а потом выяснилось… Она зажала рот ладонью, чтобы не зарыдать. – Я не хотел, чтобы об этой истории узнало твое основное начальство, – сказал Клим. – И ты поэтому отстранил меня от дел? Он кивнул. – Да я уволюсь из ОГПУ – ты только скажи! – страстно воскликнула Галя. – Мне ничего от них не надо – ни талонов, ни жалования… Я никогда не предам тебя! Клим укоризненно посмотрел на нее. – Спасибо, конечно… Но если ты уволишься, у тебя будут большие неприятности. – Ну и пусть! Я люблю тебя! Галя ждала его ответа, но Клим сказал совсем не то, на что она надеялась: – Не корми Китти шоколадом, ладно? Оказывается, она именно от этого болела. – Так мне завтра выходить на работу? – помедлив, спросила Галя. – Выходи. – Клим показал на стопку конвертов, лежавших на столе. – Все это надо будет разнести по адресам. 2. По дороге домой в Галиной голове сложился новый план: ей надо было уволиться из ОГПУ. Капитолина скоро выйдет замуж, ее чуланчик освободится, и Галя переедет к Климу. «Надо будет – прислугой ему стану!» – самозабвенно думала она, и эта мысль показалась Гале правильным ответом на все вопросы. Придя домой, оно обнаружила, что дверь в ее комнату не заперта, а на столе лежит записка, написанная рукой Таты:
Галя в изумлении смотрела на записку: откуда она взялась? Где Тата? Что с ней случилось? Из шкафа раздалось тихое сопение, и Галя рывком открыла обе дверцы. Закинув руки за голову, Тата лежала на своем тюфячке. – Ты как тут оказалась?! – Приехала зайцем на пригородных поездах, – убитым голосом отозвалась Тата. – Ты сбежала из интерната?! Но почему? – Они сказали, что исключат меня из пионеров. – За что? – За крестик! Татино лицо скривилось, и она тихонько завыла. – Я им сказала, что у меня папа – комиссар, и что он только две вещи мне оставил – пепельницу и крестик, и поэтому я его ношу. А они мне не поверили и сказали, что я нарочно наговариваю на отца, чтобы прикрыть свою религиозность. Я не дам им исключить меня из пионеров – я лучше умру! Только ты отправь меня в новый крематорий – тот, который в бывшей церкви Серафима Саровского. Сейчас там установили новые печи из Германии: за два часа от тебя остается лишь килограмм фосфорнокислого кальция. Это нам лектор из общества «Друзья кремации» объяснил. Галя без сил опустилась на скамью. Историю про крестик она выдумала – иначе Тата не соглашалась его носить. «Никакого переезда к Климу не будет…» – Ну и хорошо, что ты вернулась, – неживым голосом произнесла Галя. – Я страшно по тебе соскучилась. Тата так изумилась, что аж привстала на своем тюфячке. Голова ее запуталась в висевшей на вешалках одежде. – Ты что – совсем на меня не сердишься? – спросила она, раздвигая полы юбок. Тата перебралась к матери на скамью, и они долго сидели, обнявшись, и плакали. – Я думала, что ты замуж за дядю Клима собралась, – всхлипывала Тата. – Я не хотела вам мешать… – Да бог с тобой! У нас и разговора-то такого не было. – Это очень хорошо, что ты разобралась в его гнилой сущности! С такими типами надо бороться! И еще у него надо забрать Китти – как думаешь, это можно сделать? Давай напишем в органы, чтобы нам отдали ее на воспитание? Тата была безнадежна. Ее не возмущало то, что интернатские дети лезут в ее дела, именно потому, что она сама была готова указывать окружающим, как им жить, что носить и во что верить. Галя не могла спасти своего ребенка: разрыв поколений – трагический и безысходный, – привел к тому, что они вообще не понимали друг друга. «Что же мне теперь делать?» – в растерянности думала Галя. Она должна была принести в жертву либо себя, либо ребенка. Вернешь Тату в интернат, и безжалостные пионеры затравят ее, а если она останется в Москве – значит, о собственной личной жизни можно забыть. В дверь постучали. – Эй, Галина! – послышался голос Митрофаныча. – Принимай работу – сегодня письмо из Нижегородского архива прислали! В щель под дверью влетел большой надорванный конверт. 3. Галя пошла в ванную, разожгла колонку, но так и не залезла в воду. Она сидела на полу под сохнувшими на трубе тряпками и, рыдая, разбирала архивные выписки. Мужчина, которого Галя любила больше жизни, все время лгал ей. Он родился в семье окружного прокурора, был дворянином и наследником крупного состояния. В 1917 году он приехал в Нижний Новгород, будучи аргентинским, а не американским подданным, – об этом имелось свидетельство из участка, где он проходил регистрацию. В 1919 году Клим работал в газете «Нижегородская коммуна» – вот, пожалуйста, сведения об уплате профсоюзных взносов. А вот выписка о регистрации брака с Купиной Ниной Васильевной – декабрь 1918 года. Венчались они в Георгиевской церкви – той самой, о которой Клим так сокрушался. Была еще справка из военкомата: в разгар наступления Деникина товарищ Рогов (тогда еще товарищ, а не мистер!) выехал на фронт в качестве руководителя бригады красных агитаторов. После этого никаких известий о нем не было. Все это могло означать только одно: Клим Рогов перешел на сторону белых, эмигрировал, а потом вернулся в СССР, чтобы разыскать жену. Но она ему отказала: этим и объяснялась «рождественская история» и все то, что последовало за ней. А ребеночек у них был не родной. Первой мыслью Гали было броситься к Алову и сдать Клима с потрохами. Бумаг, которые ей достались, было достаточно, чтобы погубить его – даже если он не имел никакого отношения к белогвардейским организациям. |