
Онлайн книга «Мнемозина, или Алиби троеженца»
![]() Фима уже давным-давно спал, а она упрямо сидела возле уже накрытого стола. – Ах, Ося, я так тебя ждала! – обрадовалась Люба, и нисколько не смущаясь Бориса, попыталась снова поцеловать меня в губы, но я вовремя успел увернуться, качнув головой. – Ну, ты и скромник! – засмеялся Борис. У него был такое радостное лицо, будто он только что нашел дипломат с миллионом долларов. За столом Люба попыталась сесть рядом со мной, но я упрямо отодвинулся по другую сторону стола, а как сел, засмеялся, увидев, как Борька целует взасос свою драгоценную женушку. Через некоторое время они все же окликнули меня, так как я повернулся от смущения к ним спиной. – Надо выпить, – сказал Борис и откупорил бутылку водки. Мы как-то быстро все выпили и опьянели. – Бывают женщины в лоне которых можно стать философом, – задумчиво глядя на меня, пробормотал Борис. – Какие еще такие женщины? – сердито осадила его Люба. – Да всякие, – отмахнулся от нее с улыбкой Борис и тут уже свалился под стол, а я тихо встал из-за стола, и неровной походкой пошел к выходу. – Пойдем, я тебя провожу! – сказала Люба, быстро поднявшись из-за стола. Думая, что она все-таки образумилась, я пропустил ее вперед, но в коридоре на ковре, она резко толкнула меня, и я упал, а через мгновение Люба уже сидела на мне, пытаясь расстегнуть на моих брюках ширинку. – Вот, Анафема! – прошептал я и столкнул ее с себя, и быстро, одним рывком поднялся. Потом я вернулся в комнату и бережно положил своего спящего друга на диван, накрыв одеялом, и покинул их квартиру, сопровождаемый безумным хохотом Любы. Как я вернулся я домой, я уже не помню, но когда проснулся в коридоре, на персидском ковре, надо мной уже стояли мои дорогие жены и улыбались. – А как я здесь оказался?! – изумился я. – Меньше надо пить, – хихикнула Мнемозина. – Ты, что не помнишь, как уже под утро приехал от Финкельсонов?! – спросила Вера. – О, если бы только все помнить и знать, – вздохнул я, чувствуя себя виноватым перед ними. – Ося, тебя уже нельзя пить, – села рядом со мной Капа, и с лукавой улыбкой поцеловала меня, – подумай о своем здоровье! – Да, это все Борька чего-то, пойдем да пойдем ко мне, – начал оправдываться я. Однако на душе у меня было неспокойно, потому что оставалось какое-то смутное впечатление, что мне это все приснилось, а еще с той самой минуты, когда я произнес слово «Анафема» Любе, так нагло пытавшейся воспользоваться моим беспомощным состоянием, у меня обнаружился глубокий провал в памяти. Было так страшно, как будто целый кусок жизни я вообще не существовал! Хуже было потом, когда мои жены ушли и ко мне в гостиную влетел перепуганный Скрипишин. – Ося, ты помнишь, что ты вытворял здесь утром?! – шепнул он, оглядываясь на закрытую дверь. – Честно говоря, я ничего не помню, – удрученно вздохнул я. – Зато я помню! Я проснулся рано утром от какого-то шума, а когда выглянул в коридор, то увидел, как ты заставил охранников маршировать по коридору. Хорошо еще все бабы спали, мы ведь ждали тебя вчера до часу ночи! – Только и всего-то?! – улыбнулся я. – Да, это все ерунда, – усмехнулся с боязнью Скрипишин, снова оглядываясь на дверь, – только потом, – заговорил он вкрадчивым шепотком, – ты зашел в гостиную и стал звонить Филиппу Филипповичу. – И что, я что-нибудь говорил ему?! – вздрогнул я. – Говорил, и еще как говорил, – шепнул Скрипишин, и многозначительно замолчал. – Говори, не томи мою душу! – попросил я. – Ты сначала сказал, что Капа от тебя уже на шестом месяце, и что она специально одевает платья свободного покроя, чтобы не огорчать его! – А еще что?! – спросил я пересохшими губами. – А еще ты сказал, что его дочь ты сделаешь великой матерью-героиней, и что она будет тебе рожать детей до тех пор, пока ты сам не умрешь! – И что, я ему это все просто так выложил?! – опешил я. – Говорил, еще, как говорил, – озабоченно поглядел на меня Скрипишин, – говорил, я негодяй, я дочку вашу спер, чтобы почувствовать с ней рай, а вот последнюю строчку я забыл! Кажется, вселенной волонтер, что-то такое! Ты же потом с ним стихами заговорил! – Стихами?! – удивился я, и тут внезапно прозвенел дверной звонок. – Наверное, это он, – боязливо шепнул Скрипишин. – Надо одеться, – шепнул я, и быстро вскочив с дивана, стал одеваться. Филипп Филиппович зашел в гостиную, когда я был в трусах и в рубашке, одетой наспех, и с неправильно застегнутыми пуговицами. На Филиппе Филипповиче не было лица. Сзади него кучковались мои обеспокоенные жены, которые уже почувствовали что-то неладное. – Оставьте нас! – крикнул нам всем Филипп Филиппович. – Папа, но может быть… – кинулась к нему Капа. – Никаких может быть, – взвизгнул Филипп Филиппович, и все сразу же удалились. – Вы помните, что вы мне говорили по телефону?! – спросил он. – Да, то есть, не совсем, – смущенно поглядел я на своего тестя. – А вы ведь старше меня на одиннадцать лет! – изумился Филипп Филиппович. – Ну и старше, ну и что, – вздохнул я, и тут же зевнул, почесывая левый бок, – старше, это не значит мудрее! – Почему вы чешетесь?! – Когда я нервничаю, у меня всегда что-то чешется! – А может вам пригласить психиатра, – съехидничал Филипп Филиппович. – Это чтобы на троих сообразить, – усмехнулся в ответ я. – Дурак, ты Ося, ой, дурак, – завздыхал Филипп Филиппович. – Я же не говорю, какой вы были дурак, когда поджигали нас в доме, в деревне! – поглядел я на него с сарказмом. – Н-да, – пробормотал Филипп Филиппович, сжимая пальцы в кулаки, – не знал я, что ты у нас такой злопамятный, Ося! – Это я сказал, чтобы только остудить ваш пыл! – Господи, Ося, неужели тебе нечем заняться? Почему ты уже не работаешь? – А я уже пенсионер, да к тому же троеженец, а когда не одна жена, а три, вся семейная жизнь превращается в сплошную работу, – произнес я с гордой улыбкой. – Ага, значит для работы ты уже пенсионер, а на то, чтоб баб брюхатить, у тебя и силы, и здоровье есть?! – Филипп Филиппович так громко ораторствовал, что его слюна из губ ненароком попала мне в лицо. – Почему вы плюетесь, – возмутился я. – Это нечаянно, простите, – смутился тесть. Потом мы посмотрели друг на друга, и оба совершенно неожиданно и облегченно рассмеялись, и даже пожали друг другу руки. |