Книга Частный визит в Париж [= Место смерти изменить нельзя], страница 72 – Татьяна Гармаш-Роффе

– А Пьер тут при чем? У него тоже проблема маленького члена?

– Не могу вам сказать, как у него обстоят дела в этой области. Во всяком случае, особых комплексов я не приметил… Не у всех же, согласитесь, менталитет определяется размером детородных органов.

– Так почему вы думаете, что это не он был?

– Я же вам говорю: логика с психологией. Начнем с последней: Пьер – человек «правильный», негибкий, слишком хорошо воспитанный, склонный делать все как надо. Выпускник НЕC [15] .

– Это еще что такое?

– Это очень привилегированная и очень дорогая высшая школа, из которой выходит наша элита… Если ее выпускники и балуются играми с законом, то на уровне финансовых или политических махинаций. Причем так умно и профессионально – образование-то не зря получили! – что у следствия уходят десятки лет на сбор доказательств.

– А разве наш случай – не умно и не профессионально? Вся эта история дьявольски закручена!

– То-то и оно, что закручена. Тут видна рука большого фантазера, бессонными ночами вынашивающего планы… А Пьер – человек, лишенный воображения.

– Насчет воображения – согласен.

– К тому же если он и любит страстно антиквариат, то он не менее страстно любит свою жену…

– Вы мне это уже говорили.

– Я просто рассуждаю вслух, – сделал невинные глаза Реми. – Свою роль мужа он видит в обеспечении легкой и спокойной жизни для Сони… И столик, какой бы он ни был замечательный, вряд ли стоит в его глазах того, чтобы разрушить созданную им хрустальную башню для Сонечки. А умение взвешивать последствия своих поступков – это и есть логика. И Пьер ею владеет.

Остатки шукрута шипели на блюде, под которым синел огонек спиртовки. Реми накрыл огонек металлической шапочкой и довольно откинулся на стуле.

– Кофе? Десерт? – спросил он Максима.

– Кофе.

Музыканты исполняли тирольскую песенку. Пышнобюстая певица глубоким голосом выводила рулады. Зал шумел, подпевал и веселился, на белых скатертях трепетали синие огоньки под блюдами с дымящимся шукрутом, пенилось темное пиво в огромных кружках. «Алари-ри-ха-ха», – громко и не в такт подпевал оркестру за соседним столом пьяный краснощекий немец, размахивая своей салфеткой.

– И все-таки я не понимаю, – сказал Максим, размешивая кофе. – Если это не Пьер, то кто же?

Реми пожал плечами.

– Никто не укладывается в схему преступления лучше, чем он! – настаивал Максим.

– Отчего же? Ксавье тоже неплохо вписывается.

– Хорошо. Смотрите: Пьер знал о предстоящих съемках, Арно рассказывал в подробностях. Так?

– Так. Ксавье тоже знал, от Мадлен.

– Допустим, что Пьер хотел непременно заполучить столик любой ценой, даже ценой убийства… И он задумал это хитроумное преступление.

– Или, допустим, Ксавье, узнав правду от Мадлен, решил исполнить наконец свою угрозу убить Арно, которого он уже и так давно ненавидел, а тут еще и такой удар: его дочь – а что у него, собственно, есть, кроме дочери? – оказалась не его дочь, а Арно! И он задумал это хитроумное преступление.

– Ксавье, на мой взгляд, слишком много пьет, чтобы хорошо соображать.

– Ксавье последнее время не пил – помните, что Мадлен сказала? А для осуществления такого плана нужно не столько соображение, сколько воображение: у кого его больше? Кто мог задумать убийство на съемочной площадке – финансовый деятель или актер?

– Ну, это достаточно спорно…

– Спорить не будем. Что там у вас дальше?

– Пьер съездил на место будущих съемок и нашел подвал. План моментально сложился в его уме.

– Или в уме Ксавье.

– В день съемок Пьер приехал туда заранее и просидел в подвале до тех пор, пока не услышал «Снято!». Тут он выбрался и встретил Арно с кинжалом. Затащил тело в подвал, переоделся и ушел в дядиной куртке. Уехал на его машине и оставил ее недалеко от дома Ксавье, чтобы бросить на него подозрение. Кинжал ему не составило труда вернуть на место.

– А почему он отпечатки не вытер? – с хитрым видом спросил Реми.

– Почему не вытер? А зачем? Ведь он хозяин, он прикасается к своему оружию, это нормально, что там его отпечатки!

– Убийца кинжал мыл, причем очень тщательно. Отпечатки Пьера должны были тоже смыться! Другое дело, если убийца нарочно позаботился о том, чтобы они остались на рукояти.

– Может, Пьер просто держал его за рукоять, когда мыл?

– Допустим. Но ведь мог и Ксавье войти в гостиную через сад, в тот момент, когда там никого не было, и повесить кинжал на место.

– Потом Пьер разыграл нас всех по телефону – не он сам, а нанял кого-то, чтобы выиграть время, чтобы никто не бросился искать Арно в тот же вечер – ему нужно было еще вывезти тело с места преступления. Что он и сделал в одну из последующих ночей. Правда, непонятно, на какой машине, раз в его машине следов нет. Но ведь и в машине Ксавье следов тоже нет.

– Машину полиция ищет. Я вот думаю, не та ли это самая, которая вас пыталась сбить…

– Хм, надеюсь, что ее скоро найдут. На чем я остановился? Итак, Пьер забрал в одну из ночей тело и закопал его в саду. И очень может быть, именно его я видел ночью у Сони в саду в четверг.

– Может быть, его. А может быть, Ксавье.

– Кто-нибудь проверил, был ли Пьер в клубе в ту ночь?

– Пока еще не успели. Но проверят, конечно.

– Дальше Пьер решил, что тело надо перепрятать…

– А зачем ему было вообще закапывать тело в собственном саду? – перебил его Реми.

– А зачем Ксавье нужно было закапывать тело в саду у Пьера?

– С той же целью, с которой он мог воспользоваться кинжалом из коллекции Пьера: чтобы бросить на него подозрение.

– Зачем ему бросать подозрение на Пьера?

– Отчасти из мстительности, чтобы досадить всей семье Арно, включая Соню; отчасти, чтобы просто отвести подозрение от себя.

– Для этого хватило бы кинжала. Зачем ему было так рисковать? Он мог спокойно, без помех и свидетелей, закопать тело в том же леске возле съемочной площадки.

– А почему Пьер этого не сделал?

– Потому что… Например… Например, он торопился вернуться домой: боялся, что Соня проснется и увидит, что его нет. К тому же в саду – проще всего, яма уже готовая стояла. Погода сейчас мерзкая, он был уверен, что никто по саду разгуливать не станет. И он думал – потом перепрячет. В ту ночь, в понедельник, когда он решил перепрятать тело, он сказал, что едет в клуб. Может, он там и был, но ушел оттуда раньше, чем обычно… Он не мог предполагать, что Соня уже вернулась домой – ведь она должна была быть у меня, у постели больного, так сказать… И в доме было темно, она не зажгла свет. Он просто думал, что ее еще нет дома. Однако же Соня заметила его в саду. Он испугался, что она его узнает, и ей не ответил, но она испугалась еще больше. И когда Пьер вошел в дом, она кинулась бежать.