Онлайн книга «Черное кружево, алый закат»
|
* * * – Алексей Андреевич, кажется, мы ее вычислили! – Кажется? – Ну… – смутился Игорь, – мы все трое думаем, что не ошиблись! По крайней мере, по вашей теории наибольшей вероятности… Мы нашли женщину, которая работает в лаборатории поликлиники, то есть она берет кровь на анализы, и у нее это отработанный жест! Ей, на глаз, сильно за сорок, это раз; она меньше года работает в этой поликлинике, это два; и потом, она действительно выглядит как человек, у которого есть большая проблема… Вернее, она выглядит как человек, который пытается это скрыть, – но все равно чувствуется! Правда, не удалось выяснить, имеется ли у нее сын… Но все-таки мы втроем сошлись во мнении, что она и есть искомое лицо! Алексей не стал расспрашивать подробности. Эти очень молодые люди – им еще и двадцати пяти не стукнуло – успели многое пережить. Каждый из них свое, но достаточно, чтобы знать, что такое беда. И опознать ее печать в лице другого человека. – Кристина сделала гениальный ход, – продолжал Игорь. – Она подошла к этой женщине, когда та выходила с работы, и тихо сказала: «Для того чтобы помочь вашему сыну, не обязательно выкачивать кровь из прохожих…» Реакция этой женщины не оставила сомнений, что она и есть наш человек! Она так испугалась… – Игорь, но любой человек испугается, услышав подобную речь! – Нет, Алексей Андреевич, она испугалась как человек, который прекрасно знает, о чем подобная речь! Поверьте, мы все трое сразу это почувствовали! – Верю, верю. – Она сначала буквально отпрыгнула от Кристины, но и Крис отошла от нее, ушла совсем, насколько ее могла видеть женщина. После чего она, успокоившись, двинулась в путь, а мы с Ромой за ней проследили. У нас есть ее имя и адрес! – Диктуй! Алексей записал и выехал немедленно, оставив компьютер включенным, чтобы Реми мог ему сбросить сообщение на скайп. Антонина Антоновна – так звали женщину – не хотела пускать его в квартиру, чему детектив не удивился: люди не любят допускать посторонних в свое жилище, и это вовсе не означает, что им есть что скрывать! Однако она сдалась быстро: как только он произнес слова о возможном десанте милиции к ней. …У нее были крашенные хной волосы, что не скрывало седину, слишком раннюю: на вид ей Кис дал бы под пятьдесят, но вскоре, присмотревшись, он заключил, что женщина моложе как минимум лет на десять. Невысокая, очень худая, с острыми веснушчатыми скулами и впалыми глазницами, – Алексей в одно мгновение понял, отчего ребятишки ее так уверенно вычислили: на ее лице было написано даже не страдание, нет, – на нем тихо и опасно сиял фанатизм. Или фанатический стоицизм, преданность какой-то идее… или какому-то человеку… если не сказать – божеству!.. – Мам, кто там? – Не выходи!!! – отчаянно закричала женщина, но поздно. В щели приотворившейся из комнаты двери на мгновенье возникло узкое бледное лицо, покрытое, как показалось Алексею, клочками шерсти. Он был не робкого десятка, прямо скажем, но тут ощутил некоторую слабость в коленках. Зато сразу стало ясно, абсолютно ясно, что попал он точно по адресу, – молодцы ребятишки! – Что вам надо? – враждебно спросила его Антонина Антоновна, удостоверившись, что сын плотно закрыл дверь. – Давайте сядем где-нибудь, – вместо ответа предложил детектив. – Пройдите в кухню, – поджав губы, недружелюбно предложила женщина. Квартира была однокомнатной – значит, мать с сыном-подростком, да еще больным, делят одну комнату на двоих… Жалость охватила его. Какой глупец сказал, что жалость унижает? Жалость – это со-чувствие. Это со-страдание. Разделенный сердцем чужой стон. Адекватная человеческая реакция на крик о боли. Но сейчас жалость была роскошью, на которую детектив не имел права! Не имел права, потому что эта женщина, как бы он ей ни сочувствовал, являлась преступницей. Как и ее сын, с другой стороны. – Антонина Антоновна, я пока не буду задавать вопросы: я знаю о вас достаточно много, о чем вам и расскажу… И Алексей пустился описывать случаи нападения вампира на людей, известные ему благодаря стараниям Александры. Женщина слушала его молча, со скорбно-стоическим видом. – Я не нуждаюсь в том, чтобы вы подтвердили правильность моей информации. Я не сомневаюсь в том, что она абсолютно правильна, – заявил он, закончив изложение фактов. – И я знаю причины, которые вынудили вас пойти на подобный шаг. Ваш сын болен. Ему нужна человеческая кровь, без нее он не выживет… Сколько ему лет, к слову? Женщина не ответила, а Алексей не стал настаивать. Пока. – Вы работаете в поликлинике относительно недавно, с прошлой осени. Это дает вам возможность найти нужных доноров. А как вы управлялись раньше, до поликлиники? – Я работала на станции переливания крови… Но там заметили недостачу, и меня уволили… Она говорила безо всякой интонации, лицо ее ни разу не сменило первоначального выражения. Только в глазах фанатичный свет словно приглушили, словно задернули штору на окне, чтобы чужие не подсматривали. – Ясно. Объясните мне, Антонина Антоновна, как вышло, что одна из ваших жертв умерла? – Умерла? – Вы не знаете? – Нет. – В газетах об этом писали… – Я не читаю газет. – И все же я хочу узнать, как это произошло! Объясните мне. – Наверное, это тот, который… Она запнулась, и впервые на ее лице появилось какое-то выражение. Пожалуй, выражение обреченности. Словно она давно ждала, что рано или поздно это случится, что ее разоблачат… – Это нечаянно, – неохотно продолжила она. – Я уже почти закончила кровь набирать, собралась иглу вынимать. А тут кто-то мимо пошел – мимо лавки, на которой он сидел… – «Он сидел…» – кто? – Да не знаю я… Я его присмотрела по группе, нам по группе нужно! – Понятно. Значит, какой-то прохожий вам помешал… Что дальше? – Мы спрятались с сыном в кусты. А игла осталась в вене, и пакет я прикрыла полой его плаща. – Пакет? – Ну, куда мы кровь собирали. Медицинский пакет для внутривенных вливаний. Я туда немного антикоагулянта впрыскивала, чтобы кровь не свернулась… – Продолжайте. – А что продолжать… Наш вроде как пьяный казался, заснул вроде на лавке. А тот прохожий, он встал недалеко, принялся по телефону говорить и ни с места. А потом на лавку напротив сел. Долго говорил, очень долго! А мы все пережидали. Когда он наконец ушел и я иглу из вены вынимала, то подумала мельком, что слишком много времени кровь текла, не помер бы… Тут, видать, потеря и вышла… |