Онлайн книга «Замкнутый круг»
Я же вас не виню. Каждый человек имеет свою психологическую защиту. У вас это скрытая любовь. Вы считаете, что только так можно общаться с человеком. И те, кто не отвечает вам, вами выбрасывается на помойку. Другими словами, у вас жизнь реальна сверх меры. И потом это характерная черта вашей профессии. Среди музыкантов много психологического разврата. И само учительство не более, чем интеллектуальный половой акт. — Что вы такое говорите, вы ведь профессор? — чуть не закричала Роза. Слова Виктора вывели ее из странного состояния застенчивости и заставили вспомнить о себе, как таковой. У каждого есть своя сущность, которая чаще всего глубоко спрятана, но в критических случаях ярко проявляется. Эта сущность не часто извлекалась из подсознания Розы, но несколько случаев было, когда ее заставляли отвечать крупными залпами, чтобы сбить с прицела наступательный пыл нападающего. — Так как в отношении того, чтобы уговорить моего отца жениться на вас? — Вы сначала меня уговорите. Или считаете это необязательным? Считаете, что я вообще… недоношенная? — Вы мне начинаете нравиться. Ей Богу! Виктор встал и прошелся по классу хозяйской походкой, потрогал клавишу «ля» и нажал ее. Долго слушал. — Человек, который привык к искусственным звукам сам немного искусственный, — сказал как бы про себя. — Эти звуки искусственные? — удивилась Роза. — Вы вообще понимаете, что говорите? На них основана вся музыка, все наше воспитание. — Ваше воспитание. Не перечьте мне. Если я говорю, что искусственные звуки, значит искусственные. Они извлекаются всего лишь от удара деревянных молоточков по металлическим струнам. И всего семь нот. Звуки ручья или дождя имеют естественное происхождение и в них гораздо больше звучащего пространства. Но я пришел не дискуссию с вами проводить, а добиться результата. — Вы уже его добились — отрицательного. Вы меня пытаетесь гипнотизировать, я вас поняла. Не забывайте, что я тоже в своем роде психиатр, и в каком-то плане даже глубже вас. Музыка родом из психиатрии. Виктор погладил клавиатуру рояля, сел на стул-вертушку и заиграл Шопеновский революционный этюд. Роза не удивилась тому, что Виктор блестяще играл. А удивилась, что снова слышала все тот же шопеновский этюд. Какие-то сплошные знаки спускались в ее сознание, как парашютисты с самолета, залетевшего высоко в небо. — Я хочу к вам поступить поучиться играть, — сказал Виктор, вставая и осторожно опуская крышку рояля. — Вы смело можете ехать на конкурс Чайковского, и мне нечему вас учить. Скорее учиться. Виктор снова сел, закинул ногу на ногу, подпер правой рукой свой мощный, как у боксера, подбородок и внимательно-задумчиво уставился на Розу. — Зачем вы так смотрите на меня? — не выдержала Роза. — Я не смотрю, я думаю. — Над чем, если не секрет? — А не отбить ли тебя, Роза, у моего отца. Ты ему уже не нужна, а жизнь у тебя впереди немалая и цветастая. — Какая? — Цветастая. Красивая, то есть. Но если будешь меня слушать. — Да ты Наполеон! И она вспомнила одно забавное изречение, которое тут же и процитировала этому наглецу: «из дома умалишенных вылеченными могут выйти только пациенты, но не врачи». — Сказано для красного словца. Из дома умалишенных здоровыми не выходит никто. Кто однажды уехал не в ту степь, тот уже не может вернуться таким, каким был до того. Но, естественно, на нас имеются шрамы, и довольно глубокие иной раз, нанесенные нашими пациентами. Или если грамотней — перцепиентами. Потому что мой метод вывода из болезни, это агрессивное вмешательство. Душу человека надо изъять, починить в своей мастерской и затем вернуть на место. — Тогда ты сущий дьявол. Ведь душа, побывавшая в твоей мастерской, становится похожей на твою. А это очень скверно. — Ты развиваешься прямо на глазах. Роза — имя тебе очень соответствует. — Я учусь быстро, особенно, когда рядом со мной человек, в которого я не могу влюбиться. — Боюсь, мне придется съезжать с квартиры отца. Что ж, надо подумать. — Сначала мне. Роза наконец нашла верный тон с этим зазнавшимся психиатром. Они думают, что, почитав какие-то книжонки с заумными теориями, хорошо изучили человека. А фигу вам. Ни черта вы в человеках не понимаете. Но все же, любопытный сыночек у Кошерина. * * * Роза пришла задолго до начала репетиции. На сцене горел дежурный свет, больше похожий на ночник, а в зале витал сумрак, улегшийся удобно на серые чехлы кресел. Роза села в десятом ряду с краю, чтобы быстро можно было выйти. Она любила эту тишину, в которой мебель и умерший свет разговаривали на одном языке, иногда скрипнув сохнувшим деревом или уронив с металлической фермы, на которой, как ласточки, уселись маленькие прожекторы, невнятный звук давно остывших ламп. В такой тишине лучше всего думается о себе, своей отдаленности от мира и полном согласии с этим еще не ожившим, заглядывающим в твою душу, миром. Коловращение миров. Сейчас придет девушка Клава, сядет на сцене на высокую табуретку, закинет ногу на ногу, положит свою большую квадратную (таких еще не видела Роза) гитару и скажет: просыпайтесь люди-звуки, нам пора работать. И начнется другой мир, который вышибет из человека спокойствие и умиротворенность и насытит движением и любопытством. Так и произошло. Сначала вдалеке раздались голоса, которые перевоплотились в быстро идущую девушку в коротенькой юбке и огромным гитарным футляром за спиной. Девушка остановилась посреди сцены, в полу-светлой темноте видны были только ее головка с распущенными волосами и кончик грифа. — Эй! — крикнула Клава. — Есть тут кто-нибудь? Давайте свет. Я уже тут. Она была тут. А Розы тут не было. Она спряталась, как мышка, даже сжалась в своем кресле, хотя именно сейчас бы ей и подловить Клаву, завести с ней разговор об Илье. Но так нельзя, впереди у гитаристки работа, а выплывание из темноты зала призрачного существа, да еще и разговор о зоопарке, в котором Илья хочет рассказать девушке о своей любви, могут вызвать нежелательные эффекты. Роза чувствовала себя воровкой, забравшейся в банк и ждущей момента, чтобы выкрасть диадему. Конечно, дежурная Ася Викторовна, которая и пустила в зал, ее хорошо знает, но для несведущего она точно выглядит подозрительно. Сейчас зажгут свет, и она обрисуется во всей своей плоти. Роза тихонько встала и незаметно удалились в сторону лож. И в это время включили свет. На сцене началась возня, Клава раскрыла чехол и долго смотрела на поблескивающую от резкого света гитару, как девочка смотрит на куклу, которая провела беспокойную ночь в темном углу, куда ее накануне вечером упрятала девчонка спать. |