Онлайн книга «Московские истории»
|
– Ари, прости, я вчера… встретил одного знакомого и… мы с ним выпили. И у меня разрядился телефон. Я не сразу это заметил. А когда добрался до зарядки, было уже поздно перезванивать. Слова кончились, и я замолчал. – Все? – уточнила она, буравя меня все тем же «эсэсовским» взглядом. – Да. – А я полночи не спала. Думала, где ты и что с тобой. – Прости. – Еще раз устроишь мне что-то подобное, мистер Хаген, и я тебя скалкой отоварю, – пообещала жена. – Не хватало еще мне в мужьях иностранного алкоголика. Я послушно кивнул, хотя представления не имел, что такое «скалка», и смутно догадывался о значении слова «отоварить» в данном контексте. Но уточнять сейчас филологические нюансы было равносильно самоубийству. – Чего притих? – сердито спросила Арита. – Пытаюсь вспомнить, что такое «скалка», – честно признался я. Взгляд Ариты потеплел, губы разошлись в улыбке, отчего на щеках появились ямочки. Ужасно люблю, когда она вот так улыбается. – Ну и как на тебя злиться, Ни? – Голос ее на этот раз прозвучал мягко. Повинуясь порыву, я наклонился и поцеловал жену. Она ответила долгим нежным поцелуем, закрепляя перемирие. – Как ты на работу пойдешь? – Арита отстранилась от меня, в глазах ее плясали черти. – От тебя амбре, как от бочки с виски. – Куплю мятную жвачку. – Будешь пахнуть, как бочка виски с мятой. Лучше съешь горячего жирного супа и разгрызи пару кофейных зерен. «О май гот, – подумал я. – Похоже, в этой стране рецепты лечения от похмелья вшиты в подкорку каждого человека при рождении и являются неотключаемой опцией». Арита тем временем снова сурово сдвинула брови, но уже беззлобно, скорее шутливо. – И следи за телефоном. В двадцать первом веке живем. – Обещаю, – искренне ответил я. * * * До обеда я доработал с очень большим трудом. Нет, я выпил еще минералки с «алкозельцером», съел горячей жирной солянки (любопытно, что этим словом в России называют и тушеную капусту, и целую группу супов), вытребовал у официанта в кафе несколько кофейных зерен и сжевал их, замусорив себе желудок. Но амбре удалось заглушить, и мне даже стало легче. На какое-то время. Вот только время шло, рабочий завал, накопившийся за вчерашний день, медленно, но верно рассасывался, адреналин отпускал, а в голову все настырнее лезла мысль, что ощущение отступившего похмелья – иллюзия. А еще подумалось, что прежде у меня никогда не было такой затяжной и беспощадной абстиненции. Видимо, старею. Обедать я намеренно пошел в дорогой ресторан через две улицы от офиса, чтобы никто из коллег не попытался составить компанию. Надо было побыть одному. Спокойно поесть, посидеть в тишине и подумать о дне вчерашнем. Бойся своих желаний! Кто это сказал? Не важно. Не успел я подумать о недавнем прошлом, как оно само нашло меня. То есть сперва зазвонил смартфон. Номер был незнакомый, и я ответил: – Да. – Узнаешь? – Признаться, не очень. Трубка неприятно хихикнула: – Я тоже с утра никого не узнавал. Сейчас отпустило. Ты где? Пытаясь понять, с кем говорю, я назвал ресторан. – Ок, я как раз рядом, – отозвался голос из трубки и дал отбой. А через несколько минут к моему столику подошел Валерий и без спроса, по-хозяйски уселся напротив. – Привет, Нил, – как ни в чем не бывало поздоровался он и бросил официанту, отрезая мне возможность избавиться от его общества: – «Гиннесс» и фисташки. – Честно говоря, я хотел побыть один, – попытался я. – Но раз уж ты здесь, может, расскажешь, что вчера было? – Провалы? – наигранно бодро хохотнул Валерий. – Ты накернил одному товарищу, а потом… – Что значит «накернил»? – перебил я, еще не успев осмыслить продолжение сказанного, а потом внутри похолодело: – Какому товарищу?.. – Не волнуйся, товарищ – не важный перец, все нормально… без последствий. Да не важно. Он неприятный дядька, так что в грызло заслужил. А потом прибежал Костя и вышвырнул тебя за неприличное поведение и меня за компанию. Кстати, по твоей милости я теперь на год лишен права приводить с собой в клуб друзей. – Твои друзья должны быть мне благодарны. Его нарочитая бодрость раздражала. Если отталкиваться от того, что я помнил, у Валерия не было ни единого повода для радости. – А домой я как попал? – На такси. Нил, старик, я же тебя до квартиры доволок. Неужели не помнишь? Вот, значит, как: я ему чуть морду не набил, а он меня домой после этого оттаскивал. Принесли заказ. Валерий хлебнул «гиннесса», бросил взгляд на мой суп и поморщился, как будто в кружке у него вместо пива был чистый лимонный сок. – А ты чего? Бросай это дело. Подобное лечат подобным. Классик сказал. Девушка, еще два пива. – Одно, – остановил я воодушевившуюся официантку. – Мне еще работать. – Несите два, – ухмыльнулся Валерий убегающей официантке, – к нам сейчас женщина подойдет. – Какая женщина? – не понял я. – Светлана. – Ухмылка Валерия стала еще приторнее. – Ты ведь не против? Суп буквально встал поперек горла, я закашлялся: – С ума сошел? После вчерашнего… – А что такого? Ты ей понравился. От такой зашкаливающей бесцеремонности я снова ощутил желание двинуть ему в челюсть. Как вчера. Вот только сегодня я был трезвым. – Я женат. – И что? – наклонившись вперед, бешено зашептал Валерий. – Послушай, старик, это деловое знакомство. Или ты думаешь, она с тобой встречаться хочет? Ты ее заинтересовал не как мужчина. Для этого у нее есть я. Расслабься… Я выдержал паузу и тихо сказал: – Я не напрягаюсь. * * * Это не было правдой. Точнее, было неправдой, абсолютной и стопроцентной. Я напрягался. Я очень-очень напрягался. Я не знал, как себя вести, как действовать, что говорить – и так далее. После того, что произошло вчера, я вообще, черт побери, не понимал, во что вляпался и как теперь от этого очищаться. С одной стороны, на одной, золотой чаше весов, была моя обычная, в общем-то счастливая, хотя и весьма нервная и напряженная в последнее время жизнь, была Арита, был наш будущий ребенок, была моя работа, хорошая, надежная, дающая уверенность в завтрашнем дне. А на другой чаше, черной, отлитой из ноздреватого чугуна, до вчерашнего дня долгое время ничего не было. Она, эта чаша, опустела после того, как нам с Аритой удалось одолеть шайку – или по-русски будет правильнее банду? – из мрачного Новосибирска. Опустела – и довольно долго висела без дела, слегка покачиваясь, словно маятник на часах судьбы. И я уже начал надеяться, что все, она никогда не заполнится и уж тем более не перетянет золотую чашу, чашу счастья и благополучия. |