Онлайн книга «Ночное кино»
Я пообещал прийти к Оливии на квартиру завтра в полдень. Адрес – максимальное приближение к Букингемскому дворцу, возможное в Америке: Парк-авеню, 740. Там росли Жаклин Кеннеди и прочие легендарные наследники и наследницы без числа – старый богатый Нью-Йорк в чистом виде: неколебимый, седеющий, келейный и надменный до оскомины. Повесив трубку, я заметил, что у меня жужжит мобильный. Номера я не опознал. Какой-то «Рынок „Золотой путь“». – А это кто? – спросила Нора. – Я подозреваю, первый, кто звонит по объявлению про Александру. 65 Рынок «Золотой путь» оказался китайской бакалейной лавкой, которая так демонстративно делала вид, будто английского языка в природе не существует, что я, вдыхая едкие ароматы рыбы и кунжута, почти уверился, что перенесся в китайскую провинцию Чунцин. Вокруг болтались сморщенные куры, подвешенные за когти, триллионы тонн лапши, черных чаев и смертоносного на вид чили – красного, до того острого, что потом год не чувствуешь языка, и зеленого, до того заостренного, что рискуешь перерезать себе горло изнутри. С тротуара лавка смахивала на тяжеловеса из преисподней: грязный красный навес глубоко надвинут на загвазданные окна и на прилавки с фруктами в помятостях синяков. Нора в глубине стояла одна перед столом, заваленным пакетами, – я думал, там чипсы, пока не прочел этикетку: «Жареная стружка кальмара сушеного». Нора растерянно пожала плечами: – Я только что говорила с каким-то дядькой, но он провалился вон туда, – и она показала на стальные двери возле аквариумов, где от стенки к стенке телепались серые рыбины. Когда я ответил на звонок, человек, еле-еле изъяснявшийся по-английски, объявил, что располагает «информацами», но не смог объяснить, в чем их суть. Потом какая-то женщина прогавкала в трубку адрес: Маркет-стрит, 11. Неподалеку от Восточного Бродвея, всего в полутора кварталах от дома 83 по Генри, – легко допустить, что Александра сюда захаживала. Появился миниатюрный китаец средних лет, а за ним, очевидно, все его обширное семейство: жена, дочь лет восьми и бабуля, которая, судя по лицу, застала Мао Цзэдуна. Ч-черт – может, она и есть Мао. Такой же высокий лоб, усталое лицо, серые рабочие штаны и вьетнамки на босых ногах, напоминавших два сухих щербатых кирпича, которые выпали из Великой китайской стены. Семейство с жаром заулыбалось нам и суетливо взялось пристраивать бабулю на табурет. Затем жена протянула бабуле мятую бумагу, в которой я узнал наш флаер. – У нас есть информация, – объявила девочка на прекрасном английском. – Про девушку с листовки? – уточнил я. – Вы ее видели? – спросила Нора. – Да, – сказала девочка. – Она приходила сюда. – Что на ней было надето? – спросил я. Семейство бурно посовещалось на кантонском. – Ярко-оранжевое пальто. Ну, почти угадали. – И что она тут делала? – спросил я. – Говорила с бабушкой. – Девочка кивнула на Мао – та внимательно разглядывала флаер, словно текст речи, которую предстоит толкнуть перед классом. – По-английски? Девочка захихикала, будто я удачно пошутил. – Бабушка не говорит по-английски. – Что, по-китайски? Девочка кивнула. Выходит, Александра знала китайский. Вот так сюрприз. – О чем они говорили? – спросил я. На несколько минут воздух загустел от кантонского – нам с Норой оставалось только молча наблюдать. Затем семейство поспешно притихло, ибо из пересохшего горла Мао наконец исторгся еле слышный голос. – Она спросила, где бабушка родилась, – объяснила девочка. – Скучает ли по дому. Купила жвачку. И поговорила с таксистом, он ходит сюда ужинать. Он сказал, что отвезет, куда ей надо. Бабушке она очень понравилась. Но ваша подружка была сильно усталая. – В каком смысле усталая? – спросил я. Девочка уточнила у бабули Мао и пояснила: – Сонная. – А этот таксист – вы его знаете? Девочка кивнула: – Он сюда ходит есть ужин. – Во сколько? Дебаты возобновились – говорила в основном мать. – В девять часов. – А сегодня придет? – спросила Нора. – Иногда приходит. Иногда нет. Я посмотрел на часы. Восемь. – Можем и подождать, – сказал я Норе. – Вдруг появится. Я так и сообщил девочке, а та – своим родным. Я поблагодарил, и все, улыбаясь, придвинулись пожать нам руки, а потом посторонились, чтобы мы пожали руку Мао. Я достал бумажник, сказал спасибо отцу семейства и попытался впихнуть ему сто долларов, но он отказывался брать. Переговоры длились добрых десять минут, хотя я заметил, что глаза его жены от купюры не отлипали. Я просто обязан был всучить ему деньги – иначе, судя по физиономии этой женщины, мужик рискует не дожить до утра. В конце концов он уступил, и я снова повернулся к бабуле Мао, намереваясь задать еще пару вопросов. Но старуха уже беззвучно сползла с табурета и скрылась за стальными дверями. 66 – Мля, братан, – сказал таксист, – напугал ты меня до усрачки. Я уж думал, ты меня депортировать пришел. – Он загоготал, сверкнув белыми зубами с несколькими золотыми коронками. Затем сквозь красно-желтую растаманскую шапку поскреб макушку и вгляделся в портрет Александры. – Ага, было дело. Возил ее. – Когда? – спросил я. – Пару недель назад? – Какое на ней было пальто? – спросила Нора. Он поразмыслил, потирая седой щетинистый подбородок. – Буро-зеленое? Но я дальтоник, сеструха. Он представился Зебом. Чернокожий – с Ямайки, судя по легкому акценту, – шесть футов шесть дюймов, тощий, всклокоченный и сутулый, точно пальма после несильного урагана. За тот час, что мы его ждали, удалось кое-что разузнать. В «Золотой путь» он приезжал ужинать пять вечеров в неделю. Ел снаружи, привалившись к капоту, опустив окна и громко включив музыку в машине, а потом уезжал в ночную смену до семи утра. – Я суда приехал, – продолжал Зеб, почесывая голову, – а она в глуби болтает со старушенцией. Закупил пожрать себе. Она ко мне вышла. – И вы ее куда-то отвезли? – Ага. – Адрес помните? Он поразмыслил. – В Верхний Ист, в какой-то дом пузатый. – Отвезете нас? – Ну не, – отмахнулся он. – Када возишь, все сливается, хде тормознул, хде поехал. – Мы заплатим, – вставила Нора. |