Книга Выбор оружия. Последнее слово техники, страница 86 – Иэн Бэнкс

– Ладно, но тогда уже мы не станем ничего счищать.

– Как там остальные?

Сааз вздохнул, покачал головой, разгладил волосы у себя на затылке.

– Все такие же отличные парни. – Он пожал плечами. – Остальные пилоты эскадрильи… просили передать, что желают тебе скорейшего выздоровления. Но в ту ночь ты страшно их разозлил.

Он печально посмотрел на больного.

– Чер, старина, – продолжил он, – никому не нравится воевать, но есть разные способы сказать об этом… Ты поступил неправильно. Я хочу сказать, мы все ценим сделанное тобой. Мы знаем, что, вообще-то, это не твоя война, но я думаю… Я думаю, что некоторые ребята… очень этим недовольны. Я слышу иногда, что они говорят. Ты тоже, наверное, слышал. По ночам их мучают кошмары. А по глазам иногда видно, что они, похоже, знают, как малы наши шансы и что до конца войны они не доживут. Они боятся. Они могут попытаться пустить пулю в голову и мне, если я скажу им об этом в лицо, но они боятся. Они хотят понять, как можно покончить с этим. Они храбрые ребята и беззаветно сражаются за свою родину, но они хотят выйти из игры. И всякий, кому известно, насколько малы наши шансы на победу, не станет их порицать. Любой почетный предлог. Они не собираются простреливать себе руку или отправляться на прогулку в легких ботинках в надежде отморозить ноги: слишком многие уже делали это до них. Но они хотят понять, как можно выйти из игры. Ты не обязан быть здесь, но ты все же здесь, ты решил драться, и многие из них злятся на тебя из-за этого. Из-за этого они чувствуют себя трусами, ведь на твоем месте они жили бы себе спокойно и убалтывали девушек: смотри, мол, с каким бесстрашным пилотом ты танцуешь.

– Мне жаль, что я их расстроил. – Он дотронулся до бинтов на своей голове. – Я и понятия не имел, что эти чувства в них настолько сильны.

– Да нет, не настолько. – Инсил нахмурился. – Вот это и странно.

Он поднялся и подошел к ближайшему окну, за которым крутила свои вихри метель.

– Черт побери, Чер, половина этих парней с радостью позвали бы тебя в ангар, чтобы выбить зуб-другой. Но стрелять из пистолета?! – Он покачал головой. – Запустить в другого булкой или горстью кубиков льда – это они могут, но пистолет… – Он снова покачал головой. – Нет, эти ребята совсем не из таких.

– Может, я все это выдумал, Сааз.

Военный озабоченно оглянулся; лицо его чуть смягчилось при виде улыбки друга.

– Чер, если честно, мне и думать не хочется, что я могу ошибаться насчет них. Но тогда это сделал кто-то другой. Я не знаю кто. Военная полиция тоже не знает.

– Не думаю, что я им могу чем-то помочь, – сказал он.

Сааз вернулся обратно и опять сел на соседнюю кровать.

– Ты и вправду понятия не имеешь, с кем ты говорил после этого, куда пошел?

– Ни малейшего.

– Ты мне сказал, что собираешься в штаб – проверить последние назначенные цели.

– Да, я это слышал.

– Но потом туда пришел Джайн – он собирался позвать тебя в ангар и разобраться с тобой за все эти слова про наше бездарное командование и безнадежную тактику. И тебя там не оказалось.

– Я не знаю, что случилось, Сааз. Извини, но я просто… – Он почувствовал, как слезы подступают к глазам. Вот неожиданность. Он положил фрукт к себе на колени, громко шмыгнул носом, потер его, закашлялся и постучал себя по груди. – Извини.

Инсил несколько секунд смотрел, как приятель достает носовой платок из прикроватной тумбочки, потом пожал плечами и широко улыбнулся:

– Ну, не переживай. Все к тебе вернется. Может, ты слишком часто наступал на ноги какому-нибудь психу из аэродромного обслуживания, и тот разозлился. Если хочешь вспомнить, лучше себя не насилуй.

– Да-да. «Отдохните». Я уже это слышал, Сааз.

Он положил фрукт на тумбочку.

– Тебе что-нибудь нужно? – спросил Инсил. – Ну, кроме Талибы. У меня есть планы насчет нее, если ты не собираешься воспользоваться случаем.

– Нет, спасибо, ничего не надо.

– Выпить?

– Нет, я себя берегу для бара нашей столовки.

– Книги?

– Да нет, Сааз, ей-богу, ничего не нужно.

– Закалве, – рассмеялся Сааз, – ты ведь тут совсем один. Даже словом перекинуться не с кем. Что ты делаешь целыми днями?

Он посмотрел в окно, потом перевел взгляд на Сааза.

– Я много думаю, – сказал он. – Пытаюсь вспомнить.

Сааз подошел к его кровати. Он подумал, что приятель выглядит очень молодо. Неуверенно протянув руку, Сааз ущипнул его за грудь, потом посмотрел на бинты.

– Ты только не потеряйся в своих воспоминаниях, старина.

Несколько мгновений его лицо оставалось бесстрастным.

– Не волнуйся. Что бы ни случилось, я неплохой штурман.

Он что-то хотел сказать Саазу Инсилу, но и этого тоже не мог вспомнить. Он хотел предостеречь Сааза, так как знал нечто такое, о чем не знал раньше, и следовало… предупредить товарища.

Иногда он из-за этого впадал в такое отчаяние, что готов был закричать, разодрать пополам белые мягкие подушки, схватить белый стул и расколотить им стекла, впустив в палату белую метель.

Интересно, задавался он вопросом, как быстро он замерзнет, если открыть окна?

По крайней мере, это будет логично: сюда он попал замерзшим, почему бы не убраться отсюда в таком же виде? Не оказался ли он здесь благодаря клеточной памяти, генетическому сродству – здесь, где шли кровопролитные сражения на гигантских разрушающихся айсбергах, что откололись от гигантских ледников, на этих кубиках льда в стакане размером с планету, на этих ледяных островах (порой в сотни километров длиной), вечно дрейфующих между полюсом и тропиками. Сражения посреди заснеженных пустынь, залитых кровью, усеянных мертвыми телами, обломками танков и самолетов.

Драться за то, что неизбежно растает, что никогда не может родить урожай, дать полезные ископаемые, стать постоянным домом: это казалось почти сознательной пародией на обычное безумие войны. Ему нравилось драться, но то, как велась война, настораживало его. А поскольку он не скрывал своих мыслей, у него появились враги среди других летчиков и начальства.

Но он почему-то знал, что Сааз прав. Нет, его пытались убить не из-за слов, сказанных в столовой. Или, по крайней мере (так говорил внутренний голос), прямой связи здесь не было.

Его пришел навестить Тоон, командир эскадрильи, – впервые; раньше он посылал кого-нибудь из офицеров.

– Спасибо, сестра, вы свободны, – сказал Тоон, входя в палату. Закрыв дверь, командир подошел к кровати с белым стулом в руках, сел на него и распрямил плечи, чтобы его живот был не так заметен. – Ну как дела, капитан Закалве?

Палата наполнилась цветочным запахом – любимым ароматом Тоона.