Онлайн книга «Азъ есмь Софья. Государыня»
– Говорил, государь. И что ж эти дети сделать должны будут? – А вот это мы сейчас и обговорим. Чего уж там, гранаты еще оставались. И грех было их не использовать на такое хорошее дело. * * * Федька осторожно шел за рослым казаком, стараясь даже ногу ставить след в след. Так, на всякий случай. Мешок за спиной чуть оттягивал плечи, но сильной усталости пока не ощущалось. Гранаты поделили им на двоих – ему и Даньке, и сейчас друг тоже шел где-то среди казаков. Когда царевичево войско начнет штурм, они должны будут атаковать татар с тыла. Шуметь, кричать, убивать – глаза у страха велики, а храбрость у татар, наоборот, весьма мала. В жизни им тут воевать не приходилось. Так что должны они дрогнуть, а уж ежели гранаты добавить… Точнее, сначала гранаты, а потом атака. Чтоб своих не задеть даже по случаю. Удастся ли? Должно. Государь знает, как лучше сделать. И сейчас он подчинил их Ивану Сирко. Мальчишка невольно поежился. А все ж страшновато… и рука сама перекреститься тянется. Вот идут они, а старик впереди – и ведь не видят их татары. А еще… поблазнилось тогда Федьке али нет? Вроде как у атамана глаза горели желтыми волчьими огнями… Или так отсвет факела лег? Все же ночью, в холмах, плохо верится в обыденность. Воют где-то далеко волки, шуршит под ногами трава, обвивая щиколотки, вскрикивает какая-то степная птица… Рука так перекреститься и тянется. Ишь ты, нечистая… И не поговоришь ни с кем, не успокоишься… шуметь нельзя, разговаривать нельзя, все железо войлоком обернули, чтобы не блеснуло да не брякнуло… А вокруг что-то серое, так и вихрится – и кажется Федьке, что они идут, будто под пологом из паутины. Словно тень какая накрывает их, застит степь, гасит звезды. А старый атаман то тут, то там – он один словно в нескольких местах разом. И голос у него спокойный: – Идите, ребятушки, они никого не увидят. А как не увидят, когда идут они прямо по дороге? Вниз поглядеть хоть одному – и вот они, как на ладони! А атаман смотрит куда-то в темноту, и чудится Федьке на миг, что глаза его горят страшноватым желтым светом, и вытягиваются зрачки, заостряются клыки под седыми усами… миг – и встанет на лапы здоровенный седой волк, вскинет голову и завоет. И, отвечая его взгляду, волчий вой раздается совсем рядом, совсем близко: – Не увидят они нас. А кого? Федька боится задать этот вопрос, но атаман чуть усмехается. – Волков в холмах много… И опять пропадает в тумане. А туман страшноватый, серый, липкий, влажный – не степной туман, и видится в нем что-то страшное, чудятся чьи-то голоса, наречие чуждое, словно рядом татары, вот только руку протяни, чтобы коснуться. Горят неподалеку огоньки костров… Страшно… И мертвенный холод пробирает чуть ли не до костей, когда липкое влажное щупальце забирается под одежду, внутрь… Мальчишка передергивается, стискивает зубы… да, много говорят о таких людях, и сам он слышал… вот, значит, как оно бывает. Лишь бы душу потом не попросили те, кого не принято поминать к ночи. И опять хочется перекреститься, но Федька уже не поднимает руки. А вдруг тот, кого к ночи не называют, огневается – и снимет защиту? И увидят их сейчас татары? Все здесь полягут… Ничего. И не с таким справлялись – и сейчас справятся. И все же, когда туман рассеивается, над головой опять светят степные звезды, а Иван Сирко взмахивает рукой: «Дошли, ребята! Привал!» – Федька переводит дыхание. Смотрит на атамана. И кажется ему – или клыки никуда не делись? И глаза у старого характерника горят желтыми волчьими огнями? Ну да ладно, сейчас и перекреститься можно. – Вы оставайтесь, я пройдусь поодаль, огляжусь. Иван Сирко исчезает прежде, чем кто-то хоть слово произносит, – и совсем рядом раздается громкий волчий вой. Федька встряхивается всем телом, и один из казаков хлопает его по плечу. – Сробел, малый? Оно и понятно… Любопытство и гонор оказываются сильнее страха: – И ничего я не сробел. А вот это… что было? Они ж нас должны были увидеть! Мы рядом шли! Казак ухмыляется. – А вот это… Знаешь, как нашего атамана татары с турками называют? – Урус-шайтан. – Именно. И не зря. – А… – А остальное – не твоего ума дело. Федька насупился. Можно подумать, он совсем глупый. И так ясно, что врагам глаза отвели! Слыхал он о таком, просто тогда людей меньше было, но одному-двоим глаза отвести – несложно. Деды говорили… Но не хотят говорить? И не надо. Он тоже помолчит. Теперь оставалось только ждать. * * * На рассвете русские и поляки принялись собираться. Сегодня их ждало сражение за Бахчисарай. Там была столица ханства, а на высотах, впереди, их ждал Селямет-Гирей, калга и младший брат Селим-Гирея. Впрочем, блистательного ума старшего брата, говорят, ему Аллах не отпустил. Алексей посмотрел на выстроившиеся полки, на решительные лица людей… – Да благословит нас Бог, воины! И первым, подавая пример, опустился на колени. Молитва была короткой, а потом войско быстрым маршем двинулось в сторону расщелины между холмами. Сегодня и решится, чьей власти быть на земле крымской. Татары встретили русских пушечным огнем. Первые ряды дрогнули, но не отступили. Падали, но шли вперед, упрямо, в «мертвую зону», куда уже не достреливали пушки. И все же… Алексей находился сейчас в арьергарде. Он с радостью шел бы впереди, но кто ж ему разрешит? Наследник! Царевич! Оставалось только ждать, сжимая кулаки, и смотреть, как падают люди. Его люди. Православные. Где же Сирко?! * * * Федька даже чуток придремал, едва ли не в обнимку с Данькой, когда сильная рука встряхнула его за плечо: – Вставай… «конек». Бой начался. Сна как ни в одном глазу не бывало. Над мальчишками склонялся Иван Сирко. А глаза у него были желтые-желтые, волчьи, умные и хищные. – Пора. Федька подскочил, вытянулся, зная, что рядом так же вытянулся во фрунт Данька. – Разрешите приступать? – Разрешаю. Эти ваши игрушки далеко ли летят? – Как добросим, воевода. – А взрываются скоро ли? |