Онлайн книга «Его считали подкаблучником»
|
– Как это куда? Меня сегодня выпустить должны! – Если должны, то выпустят, но не сейчас. – А когда? – Скоро. Кто такой Горохов, знаешь? – А ты зачем спрашиваешь? – Поршень подозрительно сощурился. – Он тобой интересовался и дружком твоим. Горохов здесь, в четвертой камере. Если хочешь поговорить с ним, без проблем. – Прапорщик потер пальцами, сведенными в щепотку. – Пацаны завезут. Но прапорщик уже не слушал его. Принцип у него классический – сначала деньги, потом стулья. Копилка с фактами пополнилась. Архаров узнал о драке между Гороховым и Дробовым. Но все-таки этого мало, чтобы нанести нокаутирующий удар. Нет у него доказательств против Горохова, нечем прижать гада. Хотя встретиться с ним нужно. В дверь постучались, появился конвоир. – Товарищ майор, задержанный доставлен! Архаров кивнул, и в кабинет зашел Горохов. Сержант сопроводил его до стула, усадил и только тогда вышел. Егор мог поговорить с Гороховым в помещении для допросов, но вытянул его к себе в кабинет. Протокол допроса он заполнять не собирался. – Как настроение, Павел Иванович? – с высоты своего положения спросил Архаров. – Издеваешься? – Горохов зло зыркнул на него. – Тебе что, тарелка ночью приснилась? – Какая тарелка? Ты что несешь, начальник? – Тарелку официант нес. А ты ее разбил. Когда падал. Зуб твой в одну сторону полетел, а ты – в другую. Жаль, камеры в ресторане не было, а то я посмотрел бы. – Какой зуб? Что за ресторан? – «Гамма вкуса». Двадцать седьмого июня инцидент был, Дробов тебе зуб выбил. Горохов бросил на Архарова испепеляющий взгляд. – Выбил, и что? – Двадцать седьмого Дробов тебя избил, а двадцать девятого его не стало. Как это объяснить? – Я что, «очевидное невероятное»? Тебе надо, ты и объясняй. – Объясню и докажу. – Что ты докажешь? Если думаешь, что я Дробова грохнул, так у меня алиби. Ты, майор, это прекрасно знаешь! Так что не надо мне здесь белыми нитками шить! – Сколько за тобой ходок? Две? – Это не имеет значения. – На две ходки грехов набрал. Все успокоиться не можешь? – Да нормально у меня все! Никого не трогаю. На лапу гайцу дал, так это подстава была. Я же знаю, ты, начальник, в меня как тот клещ вцепился. Думаешь, если за мной два срока, на меня всякую хрень можно вешать. – Я знаю, зачем ты Замятова убил. – Ну вот, началось!.. Мне что, адвоката позвать? – Жаловаться будешь, как девочка папе? – Архаров смотрел на Горохова без усмешки, тяжело, холодно. – А вот оскорблять меня не надо! – Замятов тоже просил его не убивать. – У кого он что просил? – разнервничался Горохов. – У тебя, – с каменным лицом сказал Архаров. – Кто видел и слышал? – Видели. Слышали. – Где материалы дела? Там это записано? Я имею право ознакомиться! Закон такой есть. – Не хочешь быть девочкой? Не будешь больше жаловаться? Сам себя защищать станешь? – Слушай, Архаров, ты на меня не дави! Не надо! Я и не таких видал! – Ну да, биография у тебя богатая. Стрелки, разборки, кровь. Две ходки. Да и мужик ты, я гляжу, крепкий. На вид. А если копнуть, так тебя, бедного, обижают. Сначала Дробов, потом Яркин. Хватку, Горох, теряешь. – Какой, к черту, Яркин? – Он сейчас в больнице лежит. С черепно-мозговой травмой. Дробова ты убил, а его всего лишь отметелить приказал. Яркину повезло больше. – Твой бред может служить доказательством в суде? – Я все знаю про тебя, Горохов. Можешь не сомневаться, посажу тебя. И за Замятова ты ответишь, и за Дробова. – Нет у тебя ничего на меня! Архаров промолчал, чтобы не сорить словами, не подкрепленными уликами. Он выразительно глядел на Горохова и спровоцировал его на нервный срыв. – Да пошел ты, мусор! – Никуда ты не денешься от меня, обиженный!.. Горохов метнул на него убийственный взгляд, но Архаров лишь усмехнулся в ответ и вызвал конвоира. Тюлень хорошо помнил, как вышел за лагерные ворота, на свободу, отмотав целых три года. Но радость бурлила где-то на дне души, наружу не прорывалась. Ни кола у него не было, ни двора. Он не знал, куда пойти. Снова на большую дорогу податься? Так не с кем тогда было. Никто его не встречал. Денег на кармане почти не было. Прикид стремный, под рубахой чесалось немытое тело, настроение в ноль. Даже выпить не с кем. Зато у Поршня все на мази. И братва встречает, и банька его ждет. Идет от контрольно-пропускного пункта с важным видом, кум королю, сват министру. Как будто срок отмотал. А ведь он даже не сидел. Изолятор временного содержания – это санаторий по сравнению с настоящей тюрьмой. – Здорово, братан! – Все равно Тюлень крепко пожал пацану руку и приобнял его как положено. Филат тоже обнялся с Поршнем по-людски. Но почему мент у ворот смотрит на них и усмехается? Нарочно так делает или что-то в них не то? Жаль, замочить падлу нельзя. – Садись, братан! – Тюлень открыл дверцу, приглашая Поршня занять место в машине. – Я уже насиделся! – Тот ухмыльнулся, но в машину забрался. – Да разве ж это отсидка? – закрывая за собой дверцу, сказал Тюлень. Что-то раскочегарилось сегодня под открытым небом, а в машине прохладно, хорошо. – Дело не в том. Важно, что менты с нами ничего сделать не смогли. – За это и под жабры плеснуть не грех, – заявил Филат. – А я о чем? – Поршень расплылся в улыбке. – Кто о чем, а вшивый о бане! – заметил Тюлень. – Блин! Братан! В самую точку! Завшивел я на кичмане. Баньку натопили? – А то! – Так чего стоим? – А ты не в курсах, что Иваныча приняли? – Почему не в курсах? Кусок ко мне на хату заходил, сказал, что с Иванычем повидаться можно. За бабки. – Вот сука! Мы ж этому козлу огород капусты скормили! – Значит, мало. – Иваныча за взятку закрыли. Наверняка подстава. Я думал, Архаров угомонился. – Ни фига подобного! – Поршень качнул головой. – Я слышал, у него там какая-то маза с замполитом. – Вот как? – Тюлень ухмыльнулся. |