
Онлайн книга «Отец мой шахтер (сборник)»
– Открывай! – крикнул Васька, готовивший сюрприз. Он стоял на крыльце дома, выпятив грудь и выставив одну ногу вперед. На крепкой Васькиной шее был повязан пионерский галстук, на груди висел барабан, в поднятой руке он держал горн. – Ух ты! – искренне восхитился Макаров и икнул. – Зашел я в нашу школу, а там Вера Павловна наша сидит, старенькая уже, сидит и плачет. Знамя, говорит, выкрали и иностранцам за доллары продали, а это вот просила сохранить. Я обещал. – Правильно, – кивнул Макаров и, вновь икнув, крикнул: – Слушай, мне нужно молоко! Свежее козье молоко. Пойди к своей козе и скажи… Как, кстати, ее зовут? – Зина. – Вот иди к Зине и скажи: «Зина! Поэт Александр Макаров, неплохой, между прочим, поэт, просил бы, если бы это вас не затруднило…» – Зины нет, – остановил его Васька. – А где же она? – У Сидорова. – Так Сидоров же… – Он еще не уехал. И коза пока у него… Макаров помотал головой, поморщился, икнул и спросил громким шепотом: – Слушай, а что, Сидоров – еврей? – Нет, – успел ответить Васька, слетая со ступенек. – А как же – в Израиль? – не понимал Макаров. – Сидоров? Сумел доказать, – просто объяснил Васька, оглядываясь на крыльцо и удивляясь, как это он не упал. Макаров вновь икнул и сказал жалобно: – Хочу к Зине… …Они маршировали по спящей полудеревенской улице, стараясь шагать в ногу, и при этом Макаров стучал палочками по барабану, а Васька трубил в горн, ведя привязанную за веревку блеющую, упирающуюся козу… 6 Макаров проснулся поздно, с трудом поднялся с диванчика, на котором заснул, сняв предварительно ботинки, но почему-то не сняв пальто, и сначала дотронулся до раскалывающейся от боли головы, а потом, торопливо и испуганно, – до живота. Пистолет оставался заткнутым за пояс брюк. Подняв свитер и расстегнув рубашку, Александр Сергеевич обнаружил на своем голом животе четкий отпечаток «Макарова» и переложил пистолет в карман. Васька конечно же давно ушел на работу, но обещанные десять тысяч лежали на столе. Александр Сергеевич сунул деньги в карман брюк, с трудом надел ботинки и вышел на улицу. Презирая себя вчерашнего, твердо зная, что отныне он ни капли спиртного в рот не возьмет, и стараясь не думать о Наташе, под моросящим холодным дождем Макаров кое-как добрался до города и вдруг почувствовал, что может умереть сейчас, здесь. Спасти могло только одно – рюмка водки и холодная котлета на закуску в кафе «Кавказ», рядом с которым и остановился Александр Сергеевич в предчувствии скоропостижной своей кончины. Кафе «Кавказ» раньше называлось «Голубым Дунаем», но и тогда и теперь, независимо от названия, оставалось просто забегаловкой, где можно было вечером быстро поднять настроение, а утром наскоро поправить здоровье. Нынешнее название заведения оправдывала написанная неизвестным художником большая картина, висящая на стене: каспийские нефтяные вышки на фоне заснеженной горы Арарат, обрамленные грузинским национальным орнаментом. Взяв у толстой и равнодушной буфетчицы рюмку водки и холодную котлету на бумажной тарелочке, Александр Сергеевич устроился за высоким столиком у окна и стал пристально смотреть на водку, собираясь ее выпить и не решаясь этого сделать. Теперь ему казалось, что смерть может мгновенно наступить сразу после того, как он выпьет. – А вы чокнитесь, – предложил ему кто-то из‑за спины несколько насмешливо, но доброжелательно. Голос был женский и очень приятный. Макаров оглянулся. За соседним столиком стояла высокая и очень красивая девушка или, наверное это будет точнее, молодая женщина, одетая неброско, но с большим вкусом. Впрочем, Макаров этого всего не заметил, он был не в состоянии заметить это все, вот только шарф, фиолетовый, почти до пола газовый шарф, бросился в глаза, и он подумал почему-то: «Как у Айседоры». Перед ней на столике стояла такая же рюмка с водкой и лежала на бумажной тарелочке холодная котлета. Девушка улыбалась. Макаров улыбнулся в ответ, но несколько неуверенно, так как не мог вспомнить, где и когда он ее видел, да и видел ли вообще. – Эх, Александр Сергеевич, Александр Сергеевич… – мягко укорила она и подняла свою рюмку, приглашая чокнуться. Макаров торопливо взял рюмку и тарелку и перебрался за ее столик. Они чокнулись, и таинственная незнакомка выпила водку, не поморщившись, а к котлете притрагиваться и вовсе не стала. Макаров сглотнул слюну, нервно вздохнул, но выпить не смог, не найдя пока в себе для этого сил, и поставил рюмку на стол. – Извините, но разве мы знакомы? – спросил Макаров растерянно и недоверчиво. – Нет, – ответила она без сожаления. – Тогда откуда вы знаете, как меня зовут? – Читаю мысли на расстоянии. – В самом деле? – поверил Макаров. Девушка весело засмеялась: – Да нет, просто когда вы сюда входили, вы сами с собой разговаривали. Вы говорили: «Эх, Александр Сергеевич, Александр Сергеевич»… Я поняла, что это вы сами с собой. Или все же с тем, великим? – Нет, с собой, с собой. – Макаров оценил шутку. – А вас как зовут? – Марго, – ответила она, тряхнув гривой каштановых волос. – Маргарита? – попробовал уточнить Макаров. – Марго, – настояла она. А Макаров поднял рюмку и неожиданно даже для себя выпил. – Ваше здоровье, Марго, – сказал он, задохнувшись, и принялся торопливо ломать твердую котлету мягкой алюминиевой вилкой. Марго кивнула в знак благодарности и заговорила так, будто знакома с Макаровым уже тысячу лет: – Я сегодня проснулась, посмотрела в окно и подумала: «Какой чудесный день!» Макаров посмотрел сквозь толстое грязное стекло на улицу, где сыпал косой холодный дождь и не было ни одной живой души, и спросил с сомнением: – Вы так считаете? – Да-да, чудесный! – повторила Марго уверенно, и Макаров согласно кивнул и принялся за котлету. – Вот вас зовут Александр Сергеевич, и вы наверняка пишете стихи… – Пишу, – буднично сказал Макаров и отодвинул пустую тарелочку. – Хотите мою? – неожиданно предложила Марго свою котлету, и Макаров спешно и несколько испуганно отказался. – А может, тогда почитаете свои стихи? – Нет, – твердо ответил Александр Сергеевич и прибавил, смягчаясь: – Я не читаю стихов в состоянии глубокого утреннего похмелья. Марго не обиделась. – А я читаю, – неожиданно объявила она и стала читать – серьезно и красиво: Ночь – как ночь, и улица пустынна. Так всегда! Для кого же ты была невинна |