Книга Ворон. Сыны грома, страница 24 – Джайлс Кристиан

Большой косматый воин, который недавно был так близок к тому, чтобы познать себя изнутри, поглядел на нас, затем остановил взгляд на Сигурде и, кивнув, осмелился спросить:

– Мы сможем, как и прежде, молиться Господу?

– Белому Христу? – Сигурд поморщился от боли. Англичанин снова кивнул, слегка съежась. Ярл пожал плечами: – Мне все равно.

– Тогда мы будем грести, – заявил сакс, не советуясь с остальными.

Эльдред посмотрел на дочь глазами человека, который видит, что на голову ему вот-вот рухнет дуб и уже поздно пытаться убежать.

Итак, включая Пенду, среди наших гребцов появились шестеро англичан. Еще недавно мы считали этих людей смертельными врагами.

Вскоре им было суждено спасти наши жизни.

Еще два дня Сигурд не вставал со своего ложа из кож и мехов. Мы радовались тому, что вокруг, сколько видит орлиный глаз, не показалось ни единой живой души. Правда, начался дождь, и Улафу было нелегко оберегать раны Сигурда от влаги, чтобы те не загноились. Кинетрит и Асгот вместе ходили в лес на поиски лекарственных трав, что не слишком-то мне нравилось, но ради ярла я готов был проглотить даже такое.

– Этим двоим под силу оживить и мертвого. – Улаф, приподняв брови, кивком указал на девушку и жреца, приготовлявших какую-то непривлекательную на вид припарку. – Клянусь собственным носом. – Видимо, заметив, что мне неприятно видеть Кинетрит рядом с Асготом, он едва заметно ухмыльнулся: – Странная парочка, верно? Они как кошка с собакой, которые делят подстилку у очага.

– Греясь у одного огня, кошка и собака не становятся друзьями, Дядя, – угрюмо ответил я.

Улаф усмехнулся и, оставив меня наедине с моими думами, пошел смотреть варево, бурлившее в котле. Тогда мне еще не было известно, что старый жрец уже вонзил в Кинетрит свои когти, но, даже знай я это, что я мог с ним сделать, пока он был нужен Сигурду?

Я проводил время, обучаясь обращению с топором у Свейна и Брама. Это был не простой одноручный топорик, какой многие из нас носили за поясом и использовали для обороны, если мы выстраивали стену из своих щитов, или же просто для того, чтобы рубить ветки для костра и взламывать вражеские двери. Это был двуручный топор с длинной рукоятью. При построении стеной он неудобен: когда орудуешь им, нужно свободное место, и живот твой остается неприкрытым. Зато стоит тебе подобраться с ним к неприятелю – и он покойник. Держа в руках такое оружие, проникаешься почтением к тому, кто его изготовил. По счастью, мне, как подмастерью плотника, было не впервой браться за топор. А гребля закалила мышцы моих плеч и спины, дав им необходимую силу. Я еще не умел выписывать топором в воздухе такие узоры, как Свейн, Брам Медведь или Улаф, но знал, что однажды научусь: я заставлю его петь и шептать, сверкая на солнце. Ну, а пока упражнения отгоняли от меня мысли о судьбе Сигурда и моем участии в ней.

На третий день ярл вновь встал и на сей раз сам свернул свою постель, как бы показывая, что его болезни положен конец. Он все еще был слаб, и раны отнюдь не затянулись, хотя, по заверению Улафа, они заживали быстро. Асгот признал: если Сигурд, пролив так много крови, так скоро поднялся, то милость Всеобщего Отца, должно быть, по-прежнему с ним. Однако к этому жрец прибавил, что глуп тот, кто укусит монету Сигурдовой судьбы и крикнет: «Серебро!» – ибо благоволение Одина изменчиво и быстро улетучивается. «Проще прибить к двери воздух, чем узнать волю Копьеметателя», – проворчал Асгот.

Я, обливаясь по́том, чертил в воздухе петли топором Брама и вдруг краем глаза увидел Сигурда. Он смотрел на меня, и я стал упражняться с особым тщанием, чтобы один круг плавно перетекал в другой, как рисунок, вырезанный искусным мастером на броши или на носу корабля. Увы, то, что у меня выходило, скорее походило на те узоры, которые пьяница выводит мочой на стене.

– Подойди, Ворон, – сказал ярл, и от этих двух слов я ощутил такую тяжесть, будто проглотил моток заледенелой веревки.

– Что-то будет, – вполголоса пробормотал один из викингов.

– Ты был славным малым, парень, – рыкнул другой.

– Скажи ему, что он по-прежнему хорош собой, – прорычал Брам Медведь, заслоняя рукой рот. – А то потом можешь не успеть.

Обод Маугерова щита врезался Сигурду в висок, и теперь на этом месте была сморщенная гнойная рана, которая, верно, очень болела. Щеку рассек обломок стали, и пальцы англичанина расковыряли надрез, точно когти орла, вонзенные в рыбье тело. Ясно было, что останется большой шрам.

Собравшись с духом, я преодолел десять шагов, отделявших меня от моего ярла. Они показались мне десятью милями.

– От одного вида секиры [14] враг утратит мужество. – Сигурд произнес норвежское слово argr, которое само по себе разит, как удар топора, ибо означает «недостойный мужчины». – Дай-ка сюда.

Он протянул руку. На костяшках темнели кровяные корки. Когда я передал ему топор, он, кивнув, взял его обеими руками и, прежде чем я успел попросить его не утруждаться, описал в воздухе два круга-близнеца, перетекших один в другой с восхитительной плавностью. При этом сосредоточенное лицо ярла искривилось. Он едва встал со смертного одра, и все равно мои потуги были барахтаньем утопающего в сравнении с его искусством. «На то он и ярл», – сказал я себе в утешенье, когда Сигурд резко остановил вращение секиры и передал ее мне. Тяжелый пот струился по его болезненному лицу и грязной бороде.

– Боевой топор – достойное оружие. – Ярл тяжело дышал, и я видел, что ему больно. Свежий гной, желтый, точно сливки, выступил на израненном лице. – Превосходная вещь! Кишки врага растают, и он со страха опоганит собственные башмаки. Упражняйся как следует, Ворон. Хотя на твоем месте я отыскал бы учителя получше.

Брам сделал знак, который я бы ни с чем не перепутал, находясь даже на вершине горы. Теперь Сигурд подмигнул мне. Медведь зарокотал, как вода, падающая с далекой скалы, и ярл слабо улыбнулся. Одно мгновение мы молчали, после чего Брам, верно истолковавший эту тишину, удалился, оставив нас двоих на краю рощи. Небо над морем почернело. Где-то далеко зрела буря.

– Может, если б во время хольмганга секира была при мне, я бы отделался парой волдырей на ладонях.

После этих слов серебряное кольцо на моей руке словно врезалось мне в кожу. Я дернул его, пытаясь снять, но вдруг Сигурд дотронулся до меня, я посмотрел в суровые голубые глаза своего ярла и чуть не заплакал.

– Ты правильно поступил, Ворон, – сказал он.

– Господин?

– Маугеру повезло, что ему достался такой щитоносец.

– Но господин… я…

– Ты сделал то, что я велел тебе делать. И сделал хорошо. Даже немного слишком хорошо – это верно… – Сигурд поморщился, прикоснувшись к ране на виске.