Онлайн книга «Чернокнижник. Ученик колдуна»
Дед Шигона увязался было, но Первуша сказал строго: – Мешать будешь, оставайся в избе. Первуша сначала велел Зоряне отваром умыться, а когда чугунок опустел, взял ее за руку. Так наговор сильнее действует. – Подними лицо к луне и стой неподвижно. Сам стал наговор читать. Лишь бы не помешал кто, не прервал. Но село уже спало, далеко где-то перебрехивались цепные псы. То не помеха. Счел наговор, руку Зоряны отпустил. – И все? – удивилась девушка. – Завтра повторим. Луна полная три дня будет, потом на убыль пойдет. А сейчас спать. Утром дед и Первуша были разбужены истошным визгом. Оба вскочили, кинулись во двор. Зоряна стояла у ведра с водой, смотрелась в него, как в зеркало. Увидев деда и Первушу, Зоряна зажала рот ладошкой. – Что? Что случилось? – обеспокоился дед. Он тоже в ведро посмотрел. Чего Зоряна кричала, в него глядючи? Лягушка в воду попала или чего похуже – мавку маленькую из колодца вытащила? Но вода прозрачная, чистая. – Ты чего людей переполошила? – М-м… лицо свое не узнала. – Ну-ка, руку-то отними. Дед и Первуша на лицо девушки уставились. Первуша сам поражен был полученным результатом. Кожа чистая, ни одного рубца, слева и справа выглядит одинаково. С какой стороны ни посмотришь – красавица! – Ну? – прошептала Зоряна. Голос у нее перехватило от волнения. – Ни дать ни взять – боярская дочка! – восхитился дед. Зоряна зарделась. Таких слов прежде ей никто не говорил. Шептались вслед, качали головами: не повезло девке – уродина. Первуша так несколько времени в легком шоке был. Надо же, сам не предполагал, что простой наговор так подействует. Зоряна еще раз над ведром наклонилась, посмотрела на свое отражение. И так голову повернет, и эдак. Не было зеркала в доме. По всей деревне их только два – у купца Нифонта и у дьячка. Хотя ему-то зачем? Не девка красная, чай. Зоряна кинулась к Первуше, обняла крепко, в губы поцеловала жарко. От таких бурных проявлений благодарности Первуша онемел. Шигона кашлянул: – Ну, будя! Ты соседей испугала своим визгом, а теперь на парня бросилась, бесстыдница! Что соседи скажут? – А мне теперь все равно, пусть обзавидуются! Зоряна явно счастлива была, ее распирали чувства. – Иди в избу, кушать вари, – остудил ее дед. У Зоряны все в руках так и летало, горело. Немного поев, не утерпела: – Деда, можно я по селу пройдусь? Шигона на Первушу посмотрел: – Не сглазят? – Не получится. Пусть идет, праздник сегодня на ее улице. – Платок не надевай, ни к чему он теперь, – напутствовал Шигона внучку. – Отныне платок только в холода надевать стану. Так и убежала, с улыбкой от уха до уха, в глазах веселье, радость. Дед на лавку уселся. – Ты прости меня, Первуша! – Да за что, деда? – Поначалу испугался – чернокнижник ты. Чернокнижниками называли черных магов. Все заклятия по иноземным книгам читали, жизненные силы из людей вытягивали, зло творили. Вот и дед, увидев у Первуши две книги, так же подумал. – Потом решил – обманщик, добром поживиться хочешь, так и добра-то нет. А ты вон, можно сказать, внучке отныне всю жизнь изменил. Эх! Давай медовуху допьем! Повод-то какой! В кувшине болталось не так много. Шигона разлил по кружкам. Дед пожелал внучке счастья, выпил. Первуша тоже пригубил немного. Дед как-то быстро захмелел. – Вот скажи на милость, что за книги у тебя? Дались ему эти книги! – Библия и молитвослов, – немного соврал Первуша. – И только? Священные книги. Мог бы читать, не подумал на тебя дурного. У калитки послышались голоса. Мужчины вышли на крыльцо. Дед ахнул. За забором – внучка, лицо счастливое, рядом три парубка любезничают. Дед Первушу локтем толкнул: – Сколь живу, такого не видел. Удачу ты в мой дом привел! За внучку теперь спокоен, мужа себе найдет. А то как же? Вот помер бы, а она сиротой осталась. Без мужа бабе не выжить. – Шигона, рано тебе помирать, еще правнуков увидишь. Замуж в деревнях выходили рано, в пятнадцать-шестнадцать лет. Если девушка замуж до двадцати не выходила, считалась переростком, старой девой. И дальше шансов было немного. Парни, заметив, что за ними наблюдает Шигона, быстро ушли. Зоряна прямо порхала, лучилась. М-да, для молоденькой девушки лицо значит много, если не все. Первуша и доволен своей работой, и огорчен. Он свое дело сделал, завтра уходить надо из гостеприимного, но бедного дома. Лишний рот для деда – нагрузка. Вечером книги – единственную ценность, память о Коляде – в узелок сложил, что Зоряна дала. Лучше за плечами нести, чем за пазухой. Когда стемнело, стук в комнату раздался. Вышел Шигона посмотреть, кого нелегкая принесла. Вернулся быстро. – Зоряна, тебя кличут, выйди. – Кто? – Сразу не отгадаешь – Матрена. – Это какая же? – Да жена Нифонта, купца. – Ой! Зоряна выбежала. Шигона недоумевал. Зачем внучка понадобилась Матрене? Никогда она в их избе не была и дороги к хозяйству Шигоны не знала. О чем женщины шушукались – неизвестно, только, вернувшись, Зоряна попросила Первушу выйти. На крыльце, чтобы дед не слышал, прошептала в ухо: – Купчиха-то о моем исцелении прослышала, прибежала узнать, кто помог. Прости, не удержалась я, на тебя и показала. – Она что, больная? – Здоровая, как лошадь. Сынок у нее младший болящий. Не нанимался Первуша все село пользовать, ему завтра уходить. Но ждет женщина, неудобно, уж выслушать можно, отказать вежливо. Подошел к воротам. Купчиха за калиткой ждет терпеливо. Не привыкла ждать, наемные работники бегом бросаются указания исполнять. А только гордыню смирить пришлось, заезжий знахарь ей не подвластен. – Добрый вечер, Первуша, – первой поздоровалась купчиха. Хм, от Зоряны имя узнала уже. – И тебе доброго здоровья, Матрена. – Беда у меня. Младшому семь годов всего, да колченогий. Два года как упал неудачно. Подвернул или сломал чего, не ведаю. Отлежался, ходить стал. Мы с мужем успокоились, а у него нога эта расти перестала, левая растет, как положено, а правая такой же осталась. Хромать стал, на улицу выйти стесняется, мальчишки калекой кличут, не играют с ним. Первуша засомневался в том, что помочь сможет. Наговоров таких Коляда не говорил, хотя не исключено, что знал. Думал учитель – время еще не пришло. А теперь уже не придет никогда. Женщину жалко стало. Даже не столько ее, как мальчугана. |