Онлайн книга «Кровавые жернова»
* * * Матушка Зинаида хватилась младшего сына, когда пришло время всей семье садиться обедать. Тарелка с супом и отрезанный кусок хлеба, предназначенный Илье, стояли напротив его любимого стула. Илья никогда не опаздывал, знал, что мать с отцом будут недовольны и без него никто не начнет есть. Попадья посмотрела на старших. Сергей и Дмитрий пожали плечами, переглянулись. – Где Илья? – прозвучал строгий голос отца Павла. – Утром на рыбалку ушел. – Один? – спросил священник. – Сказал, что с приятелем, у моста будет ловить. Напряженное ожидание длилось четверть часа. Наконец Зинаида не выдержала: – Сергей, сбегай за ним к реке. – Я на велике, – сказал Сергей, – так быстрее будет. – Наверное, время не у кого спросить, – предположил Дмитрий. – Солнце же он видит, где стоит, – сказал священник. – Да и люди по мосту ходят, спросить есть у кого, – добавил, сердясь, отец Павел. Сердце у матушки Зинаиды учащенно билось, готовое выскочить из груди. Когда во двор въехал Сергей, она выбежала на крыльцо. – Ну, что? – Нет его там. Дачник, который дом мельника купил, сказал, что сидит с рассвета, но никого не видел. – Может, он пошел к омуту? – сердце в груди попадьи вдруг остановилось. Она побледнела, черпак выпал у нее из рук. – Сергей, Дмитрий, сходите к омуту, – попросил отец старших сыновей. Волнение матери передалось всем. Младшего сына искали всей деревней до темноты. А поздним вечером к дому священника пришел Грушин. Водитель был немного выпившим, в дом заходить отказался, топтался на крыльце, мял в руках кепку. – Тут такое дело, отец Павел, не знаю, как и сказать… – Говори как есть. Грушин отвел взгляд: – Я вашего младшего сегодня вроде бы как видел… – Где? – вырвалось у священника. – Утром это было, я за молоком ехал. Проехал лощину, а потом солнце померкло, – водитель замолчал, боясь сказать что-то не то. Он вертел в руках незажженную папиросу, боясь закурить при священнике. Отец Павел тронул Грушина за плечо, заглянул ему в глаза: – Что ты видел? – Ваш младший шел по дороге прямо мне навстречу. Я затормозил, посигналил, а потом из машины вышел, смотрю, нет никого. Померещилось, наваждение, – добавил Григорий. Матушка Зинаида боязливо смотрела на Грушина. Ей казалось, водитель чего-то не договаривает. – Не знаю, – уже злясь на самого себя, произнес Григорий, – может, померещилось, может, нет, но так было. Шел он с удочкой и ведром. – А какое ведро? – мягко спросила мать Зинаида. – Белое, пластмассовое, – уверенно ответил водитель грузовика. – И удочка ореховая, и одет он был в куртку. Босиком шел… Священник и матушка переглянулись. Все сходилось: и ведро, и удочка, которую не нашли братья, и куртка. – У лощины, – с надеждой произнес священник. – Он от деревни шел мне навстречу. – Чего ему там ходить? – задал вопрос Дмитрий. – Там воды нет. – А я почем знаю? – пожал плечами водитель. – Вы не волнуйтесь, отец Павел, заблудился, наверное. Найдется мальчишка, – в голосе Григория не чувствовалось уверенности. – Гриша, скажи, а ты не пьяный был? – матушка держала руку Грушина в ладонях. И если бы прозвучало, что «да, был», матушке Зинаиде стало бы легче. Но Григорий отрицательно качнул головой: – Что вы, я же за рулем! Молоко забрать и в район. Почувствовав, что больше ничем не поможет, Григорий приложил руку к груди и склонил голову: – Вы уж извините меня, если что не так сказал. Подумал, вы волнуетесь, прийти надо, поделиться. – Уже возле калитки Грушин обернулся и крикнул: – А может, он из дому убежал? Может, обидели вы его чем, он осерчал и ушел? Никто ему не ответил. Священник и матушка стояли на крыльце, опустив отяжелевшие руки. Братья сидели на скамейке, прислонившись к перилам, боясь что-нибудь сказать. Григорий, тяжело ступая, побрел по темной деревенской улице. Зажженная спичка осветила его лицо, на мгновение вырвав из темноты. Вспыхнула папироска. Григорий, запрокинув голову, посмотрел в ночное небо и услышал странный звук, словно где-то далеко в пустую бочку загоняли гвозди, часто-часто стуча молотком. * * * Два дня поисков пропавшего Ильи результатов не дали. Милиция старалась, все-таки пропал сын священника. Объехали окрестные деревни, никто Ильи не видел. Участковый дважды приходил к Грушину, уточнял. Чувствовалось, что милиционер особо водителю не верит. Но это была единственная зацепка. – Вот вам крест, – говорил Грушин. – Может, и померещилось. Но я же трезвый был! Ты же знаешь, – говорил он участковому, – у меня закон такой: если выпил, ключи проглочу и к машине не подойду. – А два года назад? – напомнил милиционер, вытирая вспотевший лоб рукавом. Григорий замолчал, потупил глаза. – Так то два года, что было, то прошло. Другим я стал. – Ладно, не об этом сейчас речь. И попа жаль, и малого жалко. А еще больше – попадью. Лучше бы ты им не говорил. – Чего не говорить, если так оно и было? Участковый с тяжелым сердцем сел на мотоцикл и на всякий случай еще раз проверил место, о котором говорил Григорий. "Померещилось, точно. Бывает такое, – подумал участковый, когда топтался по овсяному полю. – У меня тоже такое три года назад было. Сижу дома, вижу: жена в дверь входит. «Ты чего?» – говорю. А она молчит, в спальню прошла. Жду, не выходит, заглядываю – никого нет. Тут же звоню в магазин, она трубку снимает. Поговорили, сказала: «Пить меньше надо». Вот и с Гришкой, наверное, такая же история приключилась. Мужик он ничего, но вечером каждый день выпивает без меры, а наутро за баранку садится". Матушка Зинаида не спала уже третьи сутки. Глаза стали красными от слез, она постарела лет на десять. Медсестра сидела рядом с ней на скамейке и уговаривала: – Давай, Зина, я тебе укол сделаю, может, поспишь. Попадья вытирала платком слезы: – Нет, спасибо, не надо. Бог успокоит. Медсестра тяжело вздохнула и поднялась: – Извини, мне идти надо. – Иди, конечно, – прошептала матушка Зинаида, не поднимая головы. Она даже не заметила, как ушла медсестра. |