Онлайн книга «Пока ты не спишь»
Вы уверены, что… что это он? Вообще-то надежда оставалась: никаких формальных доказательств, что сгоревший труп, найденный под остовом мотоцикла, действительно принадлежит Василе Драгонману, у них пока нет. Вряд ли он один из всех жителей Гавра ездил на мотоцикле Guzzi California. – Телефон, шеф… Бурден стоял в углу комнаты, застыв, как декоративный фикус, – то ли живое растение, то ли каучуковая имитация. Марианна не отрываясь смотрела на гигантские скелеты портовых кранов и как будто не слышала агента, но потом протянула руку и взяла трубку: – Майор Огресс, слушаю… – Это Ортега, я в морге. Дело заняло меньше времени, чем мы думали. – Почему? – Нам повезло. Мы сразу нашли медицинскую карту. Психолог лечил зубы у Кихенга Суаярана, у него кабинет на улице Сери. Мы вместе учились. Он прислал мне снимки на компьютер. На сравнение ушло чуть больше пяти минут… – С чем ты сравнивал? – С челюстью типа, найденного под мотоциклом, конечно! А ты о чем подумала? Зубы-то не успели расплавиться. Марианна судорожно сглотнула. – Выкладывай, не тяни! – Никаких сомнений. Полное совпадение. Можешь не ждать анализа ДНК. Труп с мыса де ла Эв – твой школьный психолог Василе Драгонман. Увы… 44 Маленькая стрелка на 12, большая – на 6 Я искал в стихах-поэмах, Как сказать: люблю тебя. Много слов там очень умных, Слишком длинных для меня. Малон сидел на корточках между унитазом и стеной. Ему было ужасно неудобно, но это не имело значения: он выучил наизусть пятничную историю о зеленой планете Венере, о любви. Ту самую, в конце которой они с мамой улетали. Но сначала он должен сбежать от людоеда с серебряной серьгой и черепом на шее. Хорошо, что Малон знает волшебное место, куда не могут войти злые люди. Гути много раз повторял ему этот секрет, во все дни зеленой планеты. Нужно было запереться в туалете! Малон думал об этом всякий раз, когда ходил писать. Он был слишком маленького роста и не мог дотянуться до задвижки, стоя на полу, но если залезал на крышку мусорного ведра и приподнимался на цыпочках, то все получалось. Выход он нашел сам и очень этим гордился. Закрыться в туалете. Дождаться, когда за ним придет мама. И исчезнуть вместе с ней. Ему было страшно. Так страшно, что он достал из кармана листок с рождественским рисунком и начал водить пальцем по звезде, елке с бледными иголками, подаркам, прорисованным разноцветными фломастерами. Нужно снова спрятать его в альбом, чтобы никто не нашел – ни Мама-да, ни Па-ди. А главное – людоед! Напоследок он полюбовался тремя фигурками – они держались за руки, стоя под гирляндами. Он. Папа. Мальчик погладил длинные волосы мамы, прочел каждую букву вверху и внизу страницы. Веселого Рождества Всегда помни Твой Ангел Он мог прочесть только эти шесть слов и свое имя. Ну и конечно, слово МАМА. Я искал везде и всюду нужные слова, А нашел их рядом – в сердце, главные слова. Ты меня учила в детстве, как сказать «люблю», Я запомнил и теперь снова говорю: Я люблю тебя до неба, Вот как я люблю! – Выходи, Малон, ну пожалуйста. – Аманда старалась говорить как можно тише и нежнее. – Прошу тебя, Малон. Запах подгоревшего пирога цеплялся к стенам, полу, ступенькам. Навязчивый, почти тошнотворный. Аманда понадеялась было, что аромат пирога заставит мальчика отпереть дверь, но почти сразу поняла, что ее сын не купится на такую грубую уловку. Малон узнал Алексиса, и старая травма проснулась, спровоцировав сумятицу в мозгу. Возможно, лицо Зерды реанимировало другие воспоминания. Так иногда случается со старыми часами: упав, они снова начинают ходить. А может, она все выдумывает и этот похожий на упыря мерзавец просто напугал мальчика. Аманда сидела на потертом коврике перед дверью туалета. Она дрожала, скреблась в дверь, как котенок, рвущийся войти туда, где скрылся хозяин, и говорила, говорила, говорила. Нежно, как любая мать, утешающая заболевшего ребенка. Защитница. Стена. Твердыня. Вот только на сей раз их разделяла дверь. Аманда слышала прерывистое дыхание сына, угадывала его сдержанные рыдания, и у нее закипала кровь. Тысячи звезд на небе, Тысячи цветов в саду, Тысячи пчел на цветах, Тысячи ракушек на пляжах, Только мама всего одна. – Хватит, Аманда! – крикнул снизу Димитри. – Сам выйдет. Ее муж – кретин. Сидит, пьет виски. Нашел время! Алексис, тот даже пива себе не налил. Странный все-таки у него голос – слегка присвистывающий, певучий, почти приятный. Почти… Потом, правда, замечаешь: да он пришептывает и на фальцет то и дело срывается. Когда они познакомились, Аманда подумала: если бы змеи разговаривали как люди, то именно таким голосом. Не на серпентарго – змеином языке василиска, с которым столкнулся Гарри Поттер, а на языке гремучей змеи, рехнувшейся от одиночества в пустыне. – Оставь это, Аманда. Приказы Алексиса Зерды не обсуждаются. Аманда медленно спустилась по лестнице и села между мужчинами в клубное кресло [64], обтянутое искусственной кожей. Димитри сжимал в ладонях стакан с виски, как будто хотел побыстрее растопить лед. – Вы все просрали… Зерда смотрел на Димитри, но Аманда знала, что обращается он к ней. Алексис очень умен и не мог не понять, что ее муж ничего не контролирует. – Скоро прибудет кавалерия. Димитри открыл было рот, но Зерда знаком приказал ему молчать. – Они так и так у вас появятся. Будь психолог жив, легавые взяли бы его с собой, и мы знаем, чем бы все закончилось. Устранив румына, мы выиграли время. Немного. Аманда наклонилась вперед, и пружины спинки придали ей ускорения: – Ты убил его? Зерда и не подумал ответить. Он повернул голову к висевшей на стене рамке. В нарисованные фломастером сердечки были вписаны короткие стишки, считалки на День матери, которые дети заучивают наизусть, украшают засушенными цветами и бабочками на булавках. |