Книга Королевские милости, страница 72. Автор книги Кен Лю

Пире пришлось ждать довольно долго, прежде чем он сумел собрать достаточно свитков с нужными логограммами. Он взял их и осторожно потер тыльную сторону горячим чайником, чтобы логограммы размягчились и их можно было отклеить. Затем он выбрал те, что ему требовались, поместил на другой свиток и снова нагрел с тыльной стороны, пока они не заняли новые места.

Теперь в его распоряжении имелось стихотворение, написанное великолепным, будто летящим, почерком Крупо: стихотворение, которого он не сочинял, но не мог этого доказать.

Пира оставил свиток на ступенях перед Большим залом для аудиенций, где его наверняка обнаружат и отнесут императору.

– Помните оленя, ренга? – прошептал Пира испуганному и возмущенному императору Ириши. – Надеюсь, вы наконец узнали то, что было необходимо.

Измена! Крупо не верил своим ушам. Дворцовая стража явилась в его покои посреди ночи, заковала в кандалы и бросила в подземелье, даже не потрудившись объяснить, какие против него имеются улики.

Ладно, он докажет свою невиновность: если уж кто и умеет писать убедительные письма, так это он, – и спасет свою жизнь при помощи чернил и пера, ножа и палочки воска.

Крупо составлял петицию за петицией, обращаясь к императору, письмо за письмом, но так и не получил ответа.

Кастелян Пира печально покачал головой, когда пришел навестить старого друга:

– Что ты наделал? Неужели твое тщеславие не знает предела?

Крупо так ни в чем и не признался, и тогда Пира жестом кого-то подозвал. Человек вышел вперед.

Крупо никогда в жизни не испытывал такой боли. Ему сломали все пальцы, один за другим, а затем то, что от них осталось, а когда он потерял сознание, облили холодной водой, чтобы привести в чувство, и снова принялись мучить.

Он тогда сломался: признался во всем, подписал все бумаги, которые Пира ему принес, причем кисточку держал зубами, потому что его пальцы стали мягкими точно расплавленный воск.

Затем в камеру Крупо пришли три дворцовых стражника, и один поинтересовался:

– Ренга прислал нас убедиться, что ваше признание истинно. Он беспокоится, не проявил ли кастелян Пира чрезмерное рвение. Вас пытали?

Крупо поднял голову и опухшими глазами оглядел пришедших. Пиры со стражниками не было.

Наконец-то он получил возможность восстановить справедливость!

Крупо принялся быстро кивать, попытался что-то сказать, но не смог: люди Пиры выжгли ему язык горячей кочергой, – и тогда поднял руки, показывая, что ему пришлось пережить.

– Твое признание… оно было лживым, так?

Крупо потряс головой.

«Пира, жалкий раб, тебе это так просто с рук не сойдет».

Стражники ушли.

– Я переодел своих людей стражниками, чтобы устроить тебе проверку, – холодно сказал кастелян Пира. – Они выяснили, что твое признание не было искренним. Ты продолжаешь думать, что смотришь на оленя, а не на лошадь, но я говорю тебе, что это лошадь. Ты меня понимаешь?

Люди Пиры пытали его всю ночь, а утром пришли лучшие доктора, перевязали ему руки и наложили мазь на язык, накормили лечебным супом и смазали синяки травяной пастой. От каждого их прикосновения Крупо сжимался, опасаясь, что это очередная уловка Пиры, чтобы причинить ему новую боль.

В камеру Крупо снова пришли стражники.

– Император желает убедиться, что твое признание не было ложным. Тебя пытали?

Крупо покачал головой.

– Признание было истинным, так?

Крупо энергично закивал, принялся бормотать и хрипеть, всеми возможными способами показывая, что каждое произнесенное им слово правда. Да, он предал императора. Да, он желал ему смерти. Он очень, очень сожалеет о содеянном и заслужил наказание. Крупо надеялся, что на сей раз его оставят в покое.

Император Ириши с огромной печалью выслушал доклад капитана дворцовой стражи, потому что в глубине души отказывался верить, что регент действительно виновен, но капитан дворцовой стражи рассказал, что его люди навестили Крупо. Они разговаривали в пустой комнате, кастелян Пира при беседе не присутствовал, и узник подтвердил, что стражники, которые его допрашивали, пыток к нему не применяли. Его признание было искренним, он по-настоящему раскаялся.

Кастелян Пира пришел утешить расстроенного императора:

– Никогда не увидишь, что у человека на сердце, и не важно, насколько хорошо, как вам кажется, вы его знаете.

Император Ириши приказал вырезать из груди Крупо сердце и принести ему, чтобы посмотреть, какого оно цвета: красное, что свидетельствовало бы о верности, или черное, как знак предательства, – но когда сердце принесли, испугался и не глядя приказал скормить его собакам.

Кастелян Пира теперь получил еще и титул премьер-министра и сосредоточил все свое внимание на мятежниках. Наступит день, говорил он себе, когда мальчик-император будет умолять сохранить ему жизнь, когда он отберет империю у дома Ксаны, но сначала требовалось избавиться от мятежников.

Командовать армиями на расстоянии не казалось ему таким уж сложным делом: если Крупо сумел справиться с этой задачей, то и он сможет.

После падения Аму только три королевства Тиро продолжали мятеж: суровая Фача на севере, за темными лесами Римы, имевшая десятитысячную армию; богатый Ган на востоке, также с армией в десять тысяч человек и единственным оставшимся в распоряжении восставших флотом, базировавшимся на острове Волчья Лапа, и исполненный боевым духом Кокру, на берегу реки Лиру, напротив позиций генерала Танно Намена.

Киндо Марана был невысокого мнения о слабом и беспринципном короле Шилуэ из королевства Фача, да и короля Дало из Гана, остававшегося на Волчьей Лапе и забывшего о своем наследной праве на Гэджиру, на Большом острове, не считал достойным уважения. Марана планировал объединить свои силы с армией Намена и вместе выступить против Кокру, единственного королевства Тиро, представлявшего серьезную угрозу для империи.

Но прежде чем он успел начать реализацию своего плана, прибыл гонец из Безупречного города с новостью, что регент Крупо организовал предательский заговор и казнен. И новый премьер-министр Пира приказал всем имперским силам собраться и начать массовую атаку на Волчью Лапу.

– «Нужно сначала успокоить внешние острова, – прочитал гонец послание Горана Пиры. – И тогда Большой остров сам излечится от всех болезней».

Такая стратегия представлялась Маране неправильной, но он сдержался и не показал своего раздражения гонцу. Император и его новый премьер-министр, видимо, считали войну очередной игрой на макете империи в Большом зале для аудиенций. Да, он, конечно, маршал Ксаны, но в действительности всего лишь пешка, которую в соответствии со своими капризами переставляют с места на место те, кто занимает более высокое положение.