Онлайн книга «Москва – Петушки. С комментариями Эдуарда Власова»
|
Я бетонщица, Буртова Нюшка. Я по двести процентов даю. Что ты пялишь глаза? Тебе нужно, чтобы жизнь рассказала свою? Нюшка ведет свой рассказ действительно «чудовищным стилем» – Евтушенко имитирует просторечный сказ. При этом сначала у Нюшки обнаруживается явный недостаток собственности и похожий на Веничкин чемоданчик: А имущества было у Нюшки — пара стоптанных башмаков, да облупленный нос, да веснушки, да неполных семнадцать годков. Впрочем, был чемоданчик фанерный с незаманчивым всяким тряпьем, и висел для сохранности верной небольшенький замочек на нем. А затем, с приездом на стройку из центра интеллигентного вида специалиста («к нам прислали»), начинается история ее несчастной, как и у Дарьи, любви: И летела по небу, летела, ни бетона не видя, ни лиц, и чего-то такого хотела, что похоже на небо и птиц. Но на радость мою и на горе, над ломающей льдины водой появился весною в конторе интересный москвич молодой. Был он гордый… Не пил, не ругался, на девчонок глаза не косил. Увлекался искусством, а галстук и в рабочее время носил. Далее Нюшка, чтобы понравиться приезжему, начинает читать книжки, крутит хулахуп и пьет уксус для бледности. И вот наконец с ней происходит то же, что произошло с Дарьей и Евтюшкиным: Позабыть я себя заставляю — никогда позабыть не смогу, как отпраздновать Первое мая мы поплыли на лодках в тайгу. Пили «гымзу» под частик в томате за любовь и за Братскую ГЭС. Кто-то был уже в чьей-то помаде… Кто-то с кем-то куда-то исчез… <…> Несся танец по имени «мамба» и Парижей и Лондонов гул, и шептала я: «Мамочка-мама, хоть бы раз на меня он взглянул!» И взглянул – в первый раз любопытно… Огляделись – мы были вдвоем, и, кивнув на вечерние пихты, он устало сказал мне: «Пойдем…» После «гневления Бога» Нюшка, натурально, понесла, о чем поспешила сообщить москвичу: Смерил взглядом холодным и беглым и, приемничком занят своим, процедил: «Я, конечно, был первым, но ведь кто-то мог быть и вторым…» «Семилетку в четыре года!» — бились лозунги, как всегда, а от гадости и от горя я бежала не знаю куда. Я взбежала на эстакаду, чтобы с жизнью покончить враз, но я замерла истуканно, под собою увидев мой Братск. История евтушенковской Нюшки заканчивается соцреалистически: Нюшка рожает, становится матерью-одиночкой, однако ее сын как бы усыновляется Нюшкиной бригадой и ее труд продолжает вливаться в труд ее республики. О безымянном москвиче же более не упоминается. Ерофеевская Дарья ведет себя, как бы апеллируя к содержанию поэмы, парадигматически: детей у них с Евтюшкиным нет, но она все-таки интересуется, кто их будет воспитывать, поскольку в подобной «клишированной» ситуации внебрачные дети обычно рождаются, чему есть масса примеров – от поэмы «Братская ГЭС» до кинофильма «Москва слезам не верит». Постоянное использование Дарьей в рассказе о своей любовной страсти выражения «а потом» (повторяется пять раз) также напоминает о Евтушенко, у которого одна из лирических героинь донимает вопросом «а что потом?» лирического героя перед тем, как они должны заняться сексом, пытаясь, как Дарья – в Евтюшкине, пробудить в партнере чувство ответственности: Ты спрашивала шепотом: «А что потом? А что потом?» Постель была расстелена, и ты была растеряна… <…> и спрашивала шепотом: «А что потом? А что потом?» («Ты спрашивала шепотом…», 1957–1975) 29.3 C. 68. …спрашивает: «Мой чудный взгляд тебя томил?» <…> «В душе мой голос раздавался?» — Перифраз пушкинских строк из письма Татьяны Лариной Евгению Онегину: Ты в сновиденьях мне являлся, Незримый, ты мне был уж мил, Твой чудный взгляд меня томил, В душе твой голос раздавался Давно… («Евгений Онегин», гл. 3) 29.4 Я ведь как Жанна д'Арк. Та тоже – нет, чтобы коров пасти и жать хлеба – так она села на лошадь и поскакала в Орлеан, на свою попу приключений искать. — Жанна д'Арк (ок. 1412–1431) – народная героиня Франции, лидер французского освободительного движения против англичан во времена Столетней войны (1437–1453). Родилась в крестьянской семье в Лотарингии, в 1429 г. возглавила французскую армию и освободила от англичан Орлеан, после чего получила прозвище Орлеанская дева; в 1430 г., фактически преданная монархической верхушкой Франции, опасавшейся стремительного роста ее популярности в народе, попала в плен к бургундцам (в то время – союзникам англичан). Обвинена церковным судом в Руане в колдовстве и ереси и 5 мая 1431 г. сожжена на костре. Посмертно (в 1456 г.) реабилитирована, в 1920 г. – канонизирована. Личность и образ Жанны д'Арк привлекали многих деятелей литературы и искусства. Широко известны пьесы Шиллера «Орлеанская дева» (1801) и Бернарда Шоу «Святая Иоанна» (1923), опера Чайковского «Орлеанская дева» (1879); в трагикомическом контексте образ Жанны д'Арк дается в широко известной «Орлеанской девственнице» (1735) Вольтера. В качестве источника комментируемого пассажа («поскакала в Орлеан») можно отметить следующие строки из стихотворения Михаила Светлова: Барабана тугой удар Будит утренние туманы, — Это скачет Жанна д'Арк К осажденному Орлеану. («Рабфаковке», 1925) Постоянные апелляции к этой исторической личности в классической и современной литературе встречаются регулярно. Например, у Льва Толстого Пьер Безухов интересуется у Жюли Курагиной, почему она уезжает из Москвы, хотя Наполеон непосредственно столице еще не угрожает: «– Отчего же вы едете? – Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка» («Война и мир», т. 3, ч. 2, гл. 17). Или еще: «За завтраком, во время дружеского поедания луковицы, вынес поселенец Заслонов свое бедственное положение на всенародное обсуждение. Выслушала его Авдотьевна и, почувствовав себя Жанной д’Арк, воскликнула: – На фронт! Только на фронт!!!» (А. Антонович. «Многосемейная хроника», 1980). А вот восклицание одной из лирических героинь Ахматовой: «С дымом улететь с костра Дидоны, / Чтобы с Жанной на костер опять» («Последняя роза», 1962). |