Онлайн книга «Пейзаж с чудовищем»
– Я… Евдокия… я… – Помогите мне подняться с дивана, Артемий Ильич. Я такая слабая. Да возьмите же меня за руку, помогите мне. В этот момент полковник Гущин, решительно отстранив Мещерского с дороги, направился в алую гостиную. Клинопопов, держа Евдокию за руку, как-то очень неловко, по-деревянному, помогал ей подняться. Она была великолепна: темные как ночь волосы струились по плечам. На Евдокии было что-то вроде хламиды из шелка, покроем и цветом напоминающей лепестки чайной розы. Ножки ее оказались босы, она сучила ими по паркету и словно невзначай касалась ботинок Клинопопова. Мещерский подумал: она словно с Кати берет пример, которая вчера ночью тоже разгуливала по этому дорогому паркету босая. – Одну минуту, задержитесь, пожалуйста, – громко сказал полковник Гущин и обратился к Клинопопову: – У вас какие-то претензии к деятельности полиции? – У меня никаких претензий. Но вы могли бы обращаться со столь известными людьми, как мы, более вежливо. – Вам недостает нашей вежливости в ситуации, когда убили женщину и пытались убить трехлетнего ребенка? – Я не имею к этому никакого отношения. – Это нам пока неизвестно, – заметил полковник Гущин. – Вы что, обвиняете меня?! – А вы не кричите. – Я не кричу. Но это… наглость! – Вы не кричите. Вы не в Питере. – Я требую ответа: когда мне будет позволено вернуться домой? Покинуть это место? Вы не имеете права меня задерживать. Я политик и общественный деятель. У меня масса работы, и я не могу по какой-то вашей прихоти, по полицейскому произволу сидеть тут и… – Хотите, чтобы стали известны ваши тесные связи с клубом «Тайный Запой»? – А вы этого никогда не докажете. – Неужели? – удивился Гущин. – Этого мы, может, и не докажем. Зато докажем вам кое-что посерьезнее. Мещерский видел: Гущин нарочно задирает Клинопопова и делает это весьма грубо, видимо, наблюдая его реакцию. Мещерский ожидал взрыва – визга, проклятий, угроз. Но ничего этого не последовало. Напротив, лицо Клинопопова внезапно стало бесстрастным. Словно он усилием воли заставил взять себя в руки. Более того, вид его стал отрешенным, он словно ушел в себя. Взгляд сделался каким-то пустым, сосредоточенным. Мещерскому показалось – ваньку валяет, медитирует или молится напоказ. Но он ошибся. Артемий Клинопопов, как всегда, когда попадал в неприятную ситуацию, когда чувствовал скрытую угрозу, мысленно отрешался от сиюминутного и уносился далеко-далеко. В тот самый день, когда в школе его, маленького и тщедушного, тиранили старшеклассники. Чуча… Чуча незабвенный… А он ведь имел маленького братца – недомерка лет пяти. И это случилось на следующий день после макания в унитаз в школьном туалете. Да, такое давнее дело… Клинопопов видел себя – маленького, восьмилетнего – снова удивительно ясно. Он вышел погулять во двор после того, как приготовил уроки. Мать разрешила. В футбол его играть не взяли – вали отсюда, Клинопопый. И он понуро побрел на детскую площадку, где в песочнице вози-лась мелюзга. Дети тогда играли во дворах одни, вполне спокойно, без присмотра взрослых. Гоняли в салочки, играли с мячиком в «ляги». Малыши качались на качелях. Там он и увидел братца Чучи – пятилетнего Вовку. Тот качался на качелях и визжал от восторга и страха как поросенок. Артемий Клинопопов… маленький Артюша наблюдал за ним исподлобья довольно долго, а затем, словно на что-то решившись, шагнул к качелям, взлетавшим высоко-высоко. – Простите меня, – сказал Клинопопов тихо. – Я согрешил, вспылил. Лицо его и лысина покрылись красными пятнами. – Можно мне поговорить с вами, полковник, наедине? – спросила Евдокия Жавелева. – Артемий Ильич, ступайте туда… ну, о чем речь шла, я приду скоро. Гущин кивнул, смерил ее взглядом и повернул назад в галерею. Мещерского он с собой не позвал – разговор-то приватный. Однако когда Мещерский покинул алую гостиную, он приметил, что двери галереи – умышленно ли, случайно – но снова прикрыты неплотно. И прильнул ухом к двери. Ему хотелось услышать, что же имеет сказать Дуся-сирена. – Полковник Гущин? Я запомнила вашу фамилию сразу, как услышала от ваших сотрудников, – сказала Евдокия. – Вопрос у меня тот же, что и у нашего питерского: как долго вы нас тут продержите? – У нас пока не готовы исследования образцов ДНК, это занимает несколько дней. – Но мы здесь не у Феликса в гостях. Это клуб организовал наш отдых. – Пьянку, в результате которой кто-то пытался убить ребенка. – Да, неприятная история. – Дуся вздохнула. – Я понимаю, в таких случаях сразу вываливается все дерьмо, какое есть. На всех. И на меня тоже. Немало дерьма вывалили вам, полковник, на нас и про нас, да? – Идет следствие. Как видите, за сутки мы пока не докучали вам ни допросами, ни очными ставками. – А что толку допрашивать? – хмыкнула Евдокия. – Кто сам признается-то? Нет, это такое дело… я понимаю. Но я никого не убивала, поверьте мне. – Я приму ваши показания к сведению. – А я видела вас там, у детской, когда вы схватили мальчишку на руки и побежали с ним к машине, – сказала Евдокия. – Такой поступок! Феликс в ступор впал – он всегда так. В тех случаях, когда надо действовать по-мужски, решение принимать, он ни бе ни ме. Такой уж характер. Тряпка. А вы… герой, полковник! Вы мальчишку спасли. – Я никого не спас. – Промедление смерти подобно, разве не так? – спросила Евдокия. Она стояла перед полковником Гущиным на фоне картин Юлиуса фон Клевера, повернувшись к ним спиной. И приняла изящную вычурную позу. Хламида – роза из шелка – словно распустила лепестки вокруг ее хрупких плеч и тонкого стана. – Вы бывали в этом доме раньше? – спросил Гущин, чувствуя, что не может отвести от «чертовки» глаз. – О да, я приезжала. Но это было давно, полковник. Потом много лет я избегала этого дома как чумы. – В каких отношениях вы с Феликсом Саниным? – Сейчас, на данный момент, ни в каких. Просто один круг, одна светская тусовка. Ах, полковник, сейчас и от «света» мало уже что осталось. Все разбились на кучки по интересам. Все друг друга ненавидят. Полный раздрай. – А раньше у вас с Феликсом был роман? – Нет. – Евдокия, прищурившись, уставила на Гущина свои зеленые глаза. – Возможно, на какой-то миг мне показалось, что кроме пиара получится что-то большее. Но я быстро уразумела – нет, только не с ним. – Почему? – Знаете, я себе тоже этот вопрос задавала, – Евдокия усмехнулась. – Вас – такого опытного зрелого мужчину – не удивляет тот факт, что Феликс получил свое чадо в результате ЭКО и суррогата? Ни одной бабе не сумел это самое, а? Вдуть? – Евдокия сделала к Гущину маленький шажок, заслоняя собой «Пейзаж с чудовищем». – Сколько пересудов на эту тему в сети! И он не гей. Никто за ним этого никогда не замечал. Он вот такой у нас. |