Онлайн книга «Пейзаж с чудовищем»
– А зачем это вам? – Вашего сына… то есть племянника кто-то пытался задушить. И в этом доме в тот момент был лишь ограниченный круг людей. Никто в дом не проникал, никакой душитель-маньяк. Убийца – среди тех, кто вас окружает, кто вам известен, кого вы приняли в доме. – Я бесплоден, – сказал Феликс. – Такая вот усмешка судьбы. Ко всем моим болячкам – еще и дохлые сперматозоиды. Я это дело с ЭКО начал еще восемь лет назад. Думал – проскочу, а вдруг наука, заграница поможет. Ничего не помогло. Я бесплоден. Я не могу иметь детей. – А ваш брат? – Гарик? С ним у нас не всегда было все гладко. И ссорились, и мирились. Но в этом он поступил как мой брат, понимаете? Мы с ним все решили. Он согласился стать донором – мы же одна кровь. Я не всегда хотел ребенка, по молодости, по глупости занимался всем этим, – Феликс обвел глазами комнату. – Хотел много всего сразу. А потом понял: все суета и томление духа. Ребенок, сын – время пришло. Как любой нормальный мужик, повзрослев, я хотел стать отцом. Только я ненормальный, я больной урод. А Гарик – он молодой еще. Он к этим вещам проще относится – он сказал: братан, а давай вот так! И мы это сделали. И появился наш мальчик. – Где вы проводили ЭКО? – В Италии, там хорошие клиники. – И они знали? – Конечно, они же тоже тесты проводят на ДНК. Но хранят тайну. – По документам отец Аякса вы. – Я. И я считаю его своим сыном. – А ваш брат? – тихо спросил Гущин. – Гарик он… молодой, понимаете? Он сначала ко всему относился легко. Ну, подумаешь, подрочить в пробирку. А когда Аякса привезли, когда он его увидел… Нет, тогда еще он не совсем проникся. Это позже пришло, когда наш мальчик на ножки встал и заговорил. Гарик он… сейчас считает себя тоже его отцом. Он его любит. Он понял, что такое быть отцом, иметь сына. – У вас с братом не возникало разногласий, споров по поводу Аякса? – Нет. – А ревность? – Ревность? – Феликс, поймите, для меня эта ситуация небывалая – два отца под одной крышей. Где двое, там всегда соперничество, ревность. – Нет. Мы же твердо договорились: я отец, он дядя. Аякс вырастет, зная лишь это. Остальное – между нами, тайна. Это наша семья. – И что, никто из домашних не знал, не догадывался? – Вера, горничная, знает. Она так давно со мной, от нее ничего не скроешь. – Она могла проговориться своей племяннице Валентине. – Нет, она не из болтливых. – Мог еще кто-то знать, подумайте. – Нет, это исключено. – У вашего брата был роман с Юлией Смолой. Он мог ей сказать. – Он ей не говорил. – У вас самого был роман с Евдокией Жавелевой. – Она об этом ничего не знает. Может догадываться, что я не способен иметь детей… Однако она так глупа, что, наверное, думает, что врачи в Италии что-то там сделали и ЭКО получилось. О Гарике она не знает. – Кто биологическая мать Аякса? – Инкогнито из банка доноров яйцеклеток, предложенных клиникой. Там выбираешь по фото, а они проверяют биопараметры. – А суррогатная мать? – Одна женщина из Боснии. Они нашли ее сами, я заплатил. Там все чисто, никаких претензий. – Я выясняю все это, потому что сначала я думал, что попытка убийства ребенка и устранение няни – это акт мести и ненависти, направленный лично против вас. А теперь оказывается, что возненавидеть могли и вашего брата. И отомстить ему. – Об этом никто не знал, – повторил Феликс. – Это все, что вы хотели о нас знать? Он впервые поднял на Гущина свои глаза – светлые, в красных прожилках от недосыпа, и как-то жалко улыбнулся. А может, оскалился. И Гущину, как когда-то Мещерскому, показалось, что этот грузный мужик – эстрадник с крашеными волосами и двухдневной щетиной похож на волка. На старого волка, попавшего в капкан и пытающегося, воя от боли, отгрызть свою защемленную лапу. – У меня еще к вам вопросы. И снова о вашей семье. – Вы нас с Гариком, что ли, подозреваете? – тихо спросил Феликс. – Сначала его, потому что небось вам наплели тут, пока меня не было, что Аякс для него был препятствием к наследству, если я в ящик сыграю от инфаркта. А теперь вот меня, когда все перевернулось и вы прикидываете, мог ли я не поделить нашего мальчика с братом. – Вашего ребенка хотели убить, на вашем месте я бы подозревал всех, – неловко парировал едкий вопрос Гущин. – А чего вы хотите? Да, мы всех подозреваем. Такое дело. – Ладно, спрашивайте. Я отвечу, если смогу. – У вас служит Валентина, горничная, племянница вашей верной Веры. – Ну да, а что? – Она дочь Софьи Волковой. – А, эта старая история, вы и ее раскопали. – Это история с убийством. – Это трагедия, – сказал Феликс, откидываясь на спинку кресла. – Софья ведь присматривала в качестве сиделки за вашим дядей, адвокатом Фаворовым, в Мытищах. – Ну да, царствие ему небесное. – Ваш дядя скончался и оставил вам в наследство дорогие картины. – Это старая история. – Сиделку Волкову убили в подъезде через две недели после похорон вашего дяди. Что вам об этом известно? – Ее убил какой-то подонок, ограбил. Я не сразу узнал. У нее дочка осталась, школьница. Вера Бобылева ее взяла на воспитание. Я им помог и потом помогал деньгами. Немного, но все же. А затем взял Веру в домработницы. Они хорошие люди, честные. За это время мы с Верой сроднились. Она как член моей семьи. Позже, когда ее племянница потеряла работу, Вера попросила меня взять ее сюда, в дом, помощницей. Я с радостью согласился. Чем чужих нанимать, лучше так… – Нанять дочь убитой сиделки вашего дяди, – закончил Гущин. – Я не пойму к чему вы клоните, полковник? – А вы подумайте, Феликс. – Я не понимаю. – У вашей младшей горничной могли возникнуть некие идеи… версии убийства ее матери. – Какие еще идеи? – А вы подумайте, – повторил Гущин. – Я не знаю, что вы имеете в виду. – Дети порой расплачиваются за грехи взрослых. За давние грехи. Феликс не ответил. Потом пожал плечами. – Вы кого-нибудь сами подозреваете? – спросил его Гущин. – Нет. Я думал там, в больнице… Не знаю. Гущин долго ждал, что он скажет что-нибудь еще. Может, придумает с ходу какую-то версию насчет членов клуба «Тайный Запой» – мол, вот они, чужие, ищите среди них. Но Феликс молчал. |