Онлайн книга «Братья»
Федор Кузьмич потеплел. Внутренний стыд за самого себя улетучивался из сердца. Он понял, его мудрость, ценимая людьми рудных гор, никчемна перед мудростью шкипера. – Гаврила Петрович! – уважительно сказал Инютин. – Я не в обиде. Дал тебе выговориться. Думал, отвечу с умом, но пасую. Не хватает мудрости, а пустословить – я не мастак. Федор Кузьмич, растревоженный, выбитый из круга привычных мыслей, не находил места в тесном кубрике, как после допроса в одиночке запутавшийся острожник. В кубрике темновато. Мерцает огарок свечи. Давит теснота. Его потянуло на палубу, на простор. – Гаврила Петрович! Ты приляг, а я пойду подышу свежим воздухом. От дыма голова мутится, как в монастырской келье. На палубе сел на бочку спиной к пароходу Монотонный стук паровой машины, шелест воды способствовали раздумью. Впервые за жизнь вырвался из Алтая, увидел кусочек Сибири через окно кибитки и теперь идет доселе невиданным пароходом в холодный Туруханский край. В душе что-то перевернулось. Не мог он уже думать по-старому, вести мысль проторенными местами. И вскрылись больные точки, какие столько лет обходил, хоронясь за звание штейгера. И стало обидно за все и жаль. Жизни своей, истраченной ни за что. Как ни за что? Сопротивлялся сам себе. Неуверенно, но сопротивлялся. Он отдал ее на добычу медной руды, на благо Колывано-Воскресенского завода. Он творил дело души своей, добывал металл для России! А какова она, эта Россия, – не знал! Знал одно, Алтай – это Россия. Оказалось же, что Россия – это и Томская, и Енисейская губернии, и Туруханский край. Дак сколько ж на свете той России? А может, весь свет и есть Россия? Его сердце уязвлено, крепость расшатана и вера в какие-то, выношенные в душе, мудрости, поколеблена. Тяжко, ой как тяжко расставаться с ними, даже вложив в них иной смысл. * Киприян Михайлович встретил пароход, обрадовался прибытию штейгера. Киприян Михайлович нес небольшой деревянный чемоданчик Инютина и рассказывал о мытарствах с норильскими залежами: – Нашли и уголь, и руду. Радовались такой удаче! А как дела коснулись, так и сплошь несуразицы. Наше открытие оказалось никому не нужным. Ни в Красноярске, ни в Иркутске, ни в Санкт-Петербурге. Бумаг исписал кучу, просил ученых прислать, чтобы определили ценность. Пока молчание. Десять лет пролетело, а сдвигов нет. И с вашим заводом с пятьдесят восьмого года бьемся. Брат, видно рассказывал, как был в Колывани, набирался уму-разуму по металлургии у Келлера. Кое-какие заказы сделали вам по плавильному делу. Но получили с гулькин нос! А Иван Иванович еще служит? – Служит. Он и настоял отправить меня к вам на помощь. Говорил, съезди, мол, Федор Кузьмич, посмотри, как грамотей, на затею. А то купцы замахнулись на медь, а тямки нет. И деньги ухлопают, и меди не увидят. – Мы сами этого боимся. Можно разориться в два счета. – Сомневаться, медная руда или нет, не стоит. Я читал заключение нашего пробирного мастера, где сказано, что в образцах, доставленных на Алтай, до пяти процентов чистой меди. Киприян Михайлович давно это знал. Но тяготился сомнениями в мощности залежей: – На днях приедет из низовья естествоиспытатель Федор Богданович Шмидт. Мы вместе съездим на залежи. В мае уже были там, но снег помешал кое-что увидеть. И он, и геолог Лопатин убеждены, это настоящая медная руда. В угле и сомнений нет. – Да, Киприян Михайлович, ученым видней. Но сделать пробную плавку – не ведро воды вскипятить. Такое пекло надо развести, чтобы сланцы водой потекли из печи по желобкам. И руду надо еще добыть в горе. А для этого штольни нужно бить. Три дня назад мы баржой обошли плот. Петр Михайлович похвалился, мол, ваши лесины. Плотогоны хорошо его ведут по реке. Но для крепежа не пойдет. Толстоват. – Этот лес для рубки барака, лабаза и, может быть, кое-какие лесины на крепеж. Инютин поразился непониманию Киприяна Михайловича: – Я повторяю: тяжелый он. В штольне удобны стойки от одной и семи десятых аршина – верх и низ. И высота – два с половиной аршина. Диаметр каждой стойки-кругляка не более одной четверти. В штольне простор должен быть. – Придется в тундре искать подходящие лиственницы для стоек, – сказал Сотников. – Направьте за лиственницами толковых плотников. Крепеж должен быть надежным. Обвалы и гибель людей ни к чему, храни Господь! Не выдержит крепь – многомесячная работа насмарку! – настаивал Инютин. «Мужичок невзрачный, а строгий. Видно, дело знает и не терпит возражений, – думал Киприян Михайлович. – Хочет, чтобы у нас все было по уму…» Суть да дело подошли к дому. Инютин помягчел, увидев улыбающуюся хозяйку. Она стояла на крыльце в вышитом белом переднике, прибранная и веселая. Познакомились. – Долго вы с берега поднимались. Я уж глаза проглядела. Обед ждет. – Останавливались по дороге, разговоры вели, кое-что уточняли, – оправдывался Киприян Михайлович. – Федор Кузьмич человек строгий и дотошный. Ему с ходу все надо знать. Федор Кузьмич подбоченился, вытянул шею вверх, чтобы казаться выше: – Бог меня статью обделил, вот и хочу казаться рослее, мужественнее, чем есть, – застеснялся Инютин. – Но Киприян Михайлович уловил мою суть. Поработаем вместе, помытаримся, гляди, и притремся, коль дело общее нас свело. За обедом опять говорили о залежах. Лишь раз Федор Кузьмич восхитился осетриной: – Такую рыбу ем впервые. Она везде вкусная и в ухе, и в малосоле. Кажется, ел бы каждый день. – Действительно, кажется, Федор Кузьмич! – сказала Екатерина Даниловна. – В охотку. Посидите на рыбе с недельку – и нос отворотите. Хоть и вкусная, но приедается. – Приестся – не приестся, а вспоминать низовье, видно, буду рыбой! – У нас не только рыба вкусная. У нас гусь мясистый. Куропатка лучше курятины. А грибы! На Алтае таких не сыщешь. Шляпки, как подсолнухи! – хвалился хозяин. – Но все это без хлеба ничего не стоит. Только хлеб не приедается. А его у вас нет. Муку везете баржами за тысячи верст. Картошки тоже нет. Молока нет, хотя трав у вас – уйма. Только коси. – Коров держат, но мало. Непривычными они кажутся в наших краях. Инородцы некоторые пьют оленье молоко. Край начнут заселять – и коровы прибудут, – уверил Киприян Михайлович. – А что касается крепежных стоек, часть мы с вами отберем на берегу из плавника. Плотники распилят, и будет крепеж что надо. По зимнику перевезем готовые стойки на оленях – и весь сказ. – Да нет, Киприян Михайлович, не весь. Кроме леса, мне понадобятся крепильщики, знакомые с плотницким делом, кайла, ломы, лопаты, ведра. Но это еще цветочки. Мне необходим хотя бы минимум изыскательских работ. Дай Бог, в сентябре наметить места для штолен. На глазок, без долбежки. Тут и ошибки возможны. Авось повезет. Сотников удивленно вскинул брови. – Иван Иванович Келлер обещал прислать добротного штейгера, а вы уж сейчас говорите о возможных промахах, – упрекнул Сотников. |