Онлайн книга «В огне любви»
Давина ахнула, когда поняла, какой вывод из этих слов сделала Эсме. Она решила, что мужчина, за которого Давина выходит замуж — Говард, и мужчина, которого она любит — одно и то же лицо. Давина еще раз украдкой посмотрела на Чарльза. Его лицо как будто было высечено из камня. Только желваки на скулах напряглись. Говард принялся взволнованно пощипывать себя за подбородок. — Я не знал, что Давина так ко мне относится, Чарльз. Честно, понятия не имел. Эсме же никогда не скрывала своих чувств! Он замолчал, когда брат перевел на него холодный взгляд. — Теперь, сэр, вам, должно быть, стоит высказать свои намерения относительно Эсме! — О!.. Я хочу жениться на ней, Чарльз. Жениться. Чарльз постучал саблей по сапогу. — А ты ничего не забыл? Ведь ты не свободен. Ты уже обручен с другой. У Давины закружилась голова. Неужели Чарльз собирается заставить Говарда жениться на ней, Давине, чтобы самому попытаться еще раз добиться благосклонности Эсме? Как это жестоко и бессердечно с его стороны! Глаза ее наполнились слезами. — Он свободен, лорд Дэлвертон, потому что я отпускаю его. Я освобождаю его от всех обязательств. Эсме... он ваш. Запахнув плащ, она направилась к двери. Когда Чарльз поднял руку, не давая ей пройти, она гневно посмотрела на него. — Я ухожу. Я поеду на вашей лошади, а если вы попытаетесь помешать мне, я... я убью вас! С этими словами она бросилась в дождь. За спиной она услышала лишь восхищенный смех Эсме. — Браво, маленькая Давина! — выкрикнула она ей вдогонку. — Браво! Солнце клонилось к горизонту, отбрасывая золотое зарево на спокойные воды озера. Давина, укутавшись в шерстяное одеяло и палантин, смотрела на эту безмятежную картину с террасы Прайори-Парка. После того как она покинула лесную хижину и помчалась домой, чуть не загнав лошадь Чарльза, она несколько недель болела. Регина все это время ухаживала за ней, но сегодня утром наконец уехала в Лондон с герцогом Бэдли и миссис Крауч. Давина не чувствовала себя оторванной от мира: Джесс держала ее в курсе всех событий, которые происходили после того рокового дня в лесной хижине. Говард и Эсме уехали в Ливерпуль. Там они поженились, а потом уплыли в Америку, чтобы начать новую жизнь. Лошадь Чарльза, которой пришлось так потрудиться в тот вечер, после отдыха в конюшне Прайори-Парка была возвращена хозяину. И Чарльз, и тетя Сара неоднократно приезжали в Прайори-Парк и справлялись о здоровье Давины, но она была слишком больна, чтобы с кем-нибудь разговаривать. Когда ей стало лучше, Давина сказала отцу, что хочет вернуться в Лондон. Она думала, что это единственный способ больше никогда не встречаться с Чарльзом. На каменном полу террасы раздались шаги. Давина открыла глаза и тут же испуганно опустила взгляд. — Л-лорд Дэлвертон! Давине показалось, что ее мысли вдруг обрели материальную оболочку! Она дрожащими руками запахнула палантин, намереваясь как можно скорее уйти в дом. — Сударыня, умоляю вас. Позвольте мне поговорить с вами, прошу вас. Голос его был таким тихим, в нем слышалась такая мольба, что Давина замешкалась и медленно опустилась обратно в кресло. Чарльз секунду смотрел на нее, потом подошел, поднял край палантина, который свесился на пол, и передал ей. Она молча ждала. — После... нашей последней встречи, — наконец заговорил лорд Дэлвертон, — обстоятельства моей жизни изменились в лучшую сторону. То письмо, которое вы тогда вручили мне в хижине... Это было письмо из Африки. В нем сообщалось, что в моем руднике все-таки обнаружились алмазы. Похоже, я теперь стал очень богатым человеком. Он помолчал, словно дожидаясь реакции Давины на это известие. — Примите мои поздравления, — машинально сказала она. Чарльз внимательно на нее посмотрел. — Я надеялся, вы поймете, что на самом деле означает для меня это неожиданно свалившееся богатство, — тихо произнес он. Давина в задумчивости вертела в руках краешек палантина. — Наверное, это означает, что вы теперь можете покупать иностранные сыры, лучший херес, перины... веджвудский фарфор... У него дернулись губы. — Все это так, разумеется. Но, кроме того, это означает, что в конце концов у меня появилось нечто, что я могу теперь предложить... жене. — Несомненно, для вас это имеет большое значение, — пробормотала она, не понимая, какое это имеет отношение к ней. — Умоляю вас, сударыня! — воскликнул Чарльз. — Разве вы не понимаете, что я прошу вашей руки? Давина остолбенела. Он умоляет ее! Ту, которую бросил его брат, он умоляет! Он это делает из жалости, ведь его сердце все равно отдано Эсме! — Я не могу принять ваше предложение, — ледяным тоном ответила она и, отвернувшись, стала смотреть на темнеющую воду озера. Наступившая тишина продолжалась так долго, что Давине показалось, будто Чарльз тихо покинул террасу. Она повернула голову и увидела, что он стоит на том же месте, низко опустив голову. — Сударыня, — вымолвил он, и Давина с удивлением услышала дрожь в его голосе. — Я понимаю... вам нужно время, чтобы... забыть моего брата. С уст Давины сорвался быстрый ответ: — Пожалуй, столько же, сколько понадобится вам, чтобы... забыть цыганку! Чарльз поднял голову. — Эсме? Вы считаете, что я был влюблен в Эсме? Она удивительное создание, и брат ее совершенно не достоин, но... мое сердце никогда не принадлежало ей. У Давины защемило в груди. — Н-не принадлежало? — Нет, в ту самую секунду, когда я впервые увидел вас, мое сердце было отдано вам. К сожалению, судьба распорядилась так, что, прежде чем я успел раскрыться перед вами, вы уже были обручены с Говардом. О, как я хотел вырвать ваш образ из своей души, но... это было невозможно. Как же меня терзала мысль о том, что вы любите его и... презираете меня. Щеки Давины покрылись румянцем. От неожиданно услышанного она встала и, дрожа всем телом от ожившей надежды, попыталась что-то ответить. — Но вам неизвестно, как... — начала она. — О сударыня, — горестно прервал ее Чарльз, — неужели вы думаете, что мне не понять, как глубока может быть рана, нанесенная стрелой Амура? Позвольте мне всего лишь надеяться и ждать, пока время не залечит эту рану! Давина с ужасом смотрела на его искаженное мукой лицо. Могут ли его слова быть правдой? — Во время пожара, — прошептала она, — когда я упала с веревки... это вы меня поймали? - Да. |