Онлайн книга «Десять стрел для одной»
– А мне к девяти. – Опоздай. Прогуляй. – Слушай, я забыла! – оживилась она. – У меня ведь законный отгул есть! Схватила телефон, немедленно позвонила шефине – и получила у нее разрешение завтра на работу не приходить. Показала Диме язык: – Вот и езжай к двенадцати. А я буду отдыхать. И вернусь в Москву только вечером. Или, может, вместе останемся? У тебя ведь график свободный. – Надь, да я в редакцию вообще не собираюсь, – поморщился Полуянов. – Другие дела. Мне к двенадцати в полицию. – Зачем? – Хочу с Савельевым встретиться, – буркнул журналист. – Это по поводу тех мошенников? Благотворителей? – Ну да, – кивнул Дима. – Расскажешь? – Грустная, Надюх, тема. Для весеннего томного вечера. – Все равно расскажи. Она чувствовала: ему надо выплеснуть тяжелые мысли. И Дима начал: – Есть такой мальчик. Юра Горелов, десяти лет. Рак в четвертой стадии, метастазы по всему организму, врачи единодушны: шансов нет, только паллиатив. Но родители все равно хотят его в Германию везти. На это деньги и собирают. С помощью одного фондика благотворительного. – А на самом деле Юры Горелова нет? – Есть. И он реально болен. И его – по-настоящему! – отвезут в Германию. Но вот толку от этого не будет никакого. Этот фонд, похоже, специально ищет абсолютно безнадежно больных детей. Причем выбирают обязательно маленьких, миленьких, светленьких, из небольших городков, с русскими фамилиями. Все, чтобы на жалость давить. Поднимают в Интернете шумиху. Открывают сбор средств. Причем добрые люди не только платят – еще перепосты активно делают. Он замолчал. – А что дальше? – поторопила Надя. – Дальше фонд собирает тысяч двести-триста евро. И везет ребенка в Германию. Обычным рейсовым самолетом – хотя таких детей можно только на спецборту, они ведь при смерти фактически. Однажды у них ребенок в аэропорту умер. Недавно – прямо в самолете. Но некоторые – да. Даже долетели до клиники. И обследование начали проходить. Но умерли все равно. Так ведь было задумано. Изначально. – Ты хочешь сказать, что этот твой фонд специально такое творит? Они заранее знают, что дети умрут? Но тащат их в Германию?! – Похоже, что да. – А в чем их выгода? – Смотри, Надя. Получает фонд минимум двести тысяч евро на ребенка. А тратит – только на самолетные билеты. Немецкие клиники – если пацент сразу умер – честно возвращают всю предоплату. Но наивным благотворителям об этом, конечно, не говорят. – И у тебя есть доказательства? – Я их сейчас собираю, – уклончиво ответил журналист. – Дай бог Юрочке Горелову здоровья! Будем ждать, как у него дела пойдут. Если как у всех – будем уголовное дело возбуждать. По заявлению. Кого-то из благотворителей. Тебя, например. Ты заплатила им кровных тысячу сто, что для библиотекаря крупная сумма, и требуешь проверить, на что потрачены твои деньги. Напишешь? – Конечно! – она не сомневалась ни секунды. – А текст мне самой придумать? – Надь, я, конечно, нахал, но свою работу на тебя переваливать не буду, – усмехнулся он. – А вот какую-нибудь котлеточку али блинчик с мясом – это я бы потребовал. – Заказ принят, – Надя легко вскочила с кресла. – Пойдем только в дом. А то прохладно уже. И комары. – Может быть, мне за пивом сходить, раз мы в Москву не едем? – предложил Полуянов. Обычно Надя в ответ на подобные предложения всегда ехидничала. Особенно если накануне еще и водку пили. Но сегодня ворчать не стала. Дачная жизнь, в конце концов, вся и состоит из маленьких милых радостей. Девушка, напевая, отправилась на кухню. Полуянов поспешил в магазин. Кресла с крыльца не убрал. И на одном из них так и остался лежать любимый Надин синий плащ – с белыми ромашками по подолу. * * * На следующее утро Готовить на чужой, да еще холостяцкой кухне непросто, но ужин вчера удался, да и завтрак сегодня оказался весьма достойным. В конце концов, яйца для омлета вместо венчика можно взбить вилкой, хлеб, в отсутствии тостера, подсушить на сковороде, а кофе сварить в кастрюльке. Митрофанова проводила Димку на работу нежным поцелуем, сама закрыла за ним ворота. Сменила игривый (специально брала с собой) халатик на старинный спортивный костюм и вышла на крыльцо. Утро сверкало росой и ослепительно-синим небом. Надя протиснулась боком между кресел (Дима вчера так и не убрал) и спустилась в сад. Глаза разбегались: столько всего нужно сделать! Первым делом, решила, надо наглые одуванчики выдрать – они ее почему-то особенно раздражали. Митрофановой прежде никогда не приходилось заниматься прополкой. Она нацелилась на мощную связку желтоголовых цветов – и вытащила из земли только стебли. Попробовала еще раз – снова корни остались на месте. Нет, так не пойдет. Нужно подкапывать. А для этого найти какую-нибудь ковырялку. В дальнем углу сада стоял сарай. Надя на выходных пару раз звала Диму: «Пойдем посмотрим, что там!» – А чего смотреть? Грабли какие-нибудь, – отбивался равнодушный к хозяйственным делам журналист. И, оказалось, не ошибся. Грабли, тяпки, лопаты, древняя газонокосилка, ржавая бензопила. Выцветшие, просроченные пакетики с семенами. Груда дров. Пустые, запыленные трехлитровые банки – видно, еще от жены остались. Пара ящиков со старыми газетами. И сундук, куда Надежда немедленно заглянула. Эх, зря Полуянов с ней не пошел – емкость оказалась до краев набитой книгами. Все вперемешку: «макулатурные», застойных времен Стендаль, Дюма, Стивенсон. Подписные Гоголь и Чехов. «Новый мир» с Солженицыным. Детективы Адамова. Почти все Стругацкие. А на самом дне – несколько толстых тетрадок. Надя открыла одну из них – с пожелтелыми страницами, в псевдокожаном рыжем переплете. На первой странице – каляки, фигурки принцесс, рожи и криво выписанная надпись: «ПОВЕСТЬ КАК ЖИЛ ЧЕЛОВЕК». Далее следовал подзаголовок: «Годы долгие про вас мы напишем наш рассказ». И подпись: Рыбакова Анжелика. Четвертый класс. Ничего себе! Творчество ее сводной сестры. Надя успела подумать, что читать чужой дневник нехорошо. Но немедленно открыла первую страницу: «11 февраля 1988 года. Сегодня решила вести дневник жизни. Пригодится для потомков. Вчера Наташка Воран притащила свой чемодан календариков. Поменялись одним. Сдохла скалярия. Папа сказал, что, когда я вырасту, по этой книге можно будет написать книгу, вроде «Динки». Но писать не о чем. Это в 1917 году было интересно, а сейчас ничего». Надя улыбнулась, пролистала несколько страничек: |