Онлайн книга «Десять стрел для одной»
– Надюшка, но ты ведь еще вчера Васильково продавать собиралась! Говорила, что ты боишься. Что там одни сумасшедшие! – Ну, Дим, если сравнивать: чужая страна, чужой отель – и своя дача, я выбираю второй вариант. Подумаешь, две нервные соседки! Зато земля собственная. И дом. И цветочки. И тратиться ни на что не надо. И отпуск у нас будет вместе. Общий. * * * Димка – самый удивительный и лучший. Едва приехали на дачу, прямиком отправился к скандальной даме Лане Сумцовой. – Зачем? – удивилась Митрофанова. – Хочу обеспечить тебе комфортную среду обитания, – усмехнулся журналист. Девушка вошла в дом. Открыла окно, выходящее на враждебный участок, и приготовилась к скандалу. Но из соседкиного двора доносилось только мирное кудахтанье. И тошнотворно подвывал Стас Михайлов. Полуянов пробыл в гостях недолго. А когда уходил – Митрофанова глазам своим не поверила, – надменная госпожа Сумцова его чуть ли не поклонами провожала. Вприскочку бежала рядом по участку, мелко-мелко трясла головой, молитвенно прикладывала руки к груди. Но Дима в ее сторону и головы не поворачивал. А когда силиконовая Лана осмелилась коснуться его предплечья, стряхнул ее длань, словно гусеницу. – Что ты с ней сделал? – развеселилась Митрофанова. – Я имею подход к старым дамам, – важно отозвался он. И задумчиво прибавил: – Но твоя начальница куда приятней. – Чем же? – У нее хотя бы недержания мочи нет. А эта как занервничала – сразу завоняла. – Фу, – поморщилась Надя. И уточнила: – А ты ее навсегда усмирил? Или уедешь – она опять начнет на меня вопить? – Надюшка, даже в голову не бери. Трусливых куриц достаточно один раз поставить на место. Больше она тебя не тронет. Никогда. – Еще бы со второй соседкой разобраться! – разохотилась Митрофанова. – Которая не здоровается? – уточнил журналист. – Ну да. – Не обижайся на нее. Она слепоглухая. – Да ладно! – Честно. Я сегодня всех твоих ближайших соседей по базам пробил. На всякий случай. – Да ну, Дим. Глухая – вероятно. Но не может она быть слепой. Шла очень быстро, без всякой палки. Присела точно у грядки. Редиску выдернула с первого раза… – Свой участок, все знакомо. Ну, и остаточное зрение есть. Очертание фигуры разглядеть может. А глухота – четвертой степени, полная. Дочка – крутая, кстати, руководит автосалоном! – оформила на нее опекунство. Пенсию получает. – Какая-то прямо богадельня, а не дачный поселок! Слева – шизофреничка. Справа – слепоглухая. – У печального старичка напротив – как его, Тимофей Маркович? – тоже проблемы. Другого, правда, рода. Он единственного сына потерял. Восемнадцать лет парню было. – Кошмар. А что случилось? – В армии погиб. Он в конце девяностых служил. Тогда время неспокойное было – дедовщина повсюду. Парня били, унижали. Не выдержал, сбежал из части. Зимой. До жилья не дошел – замерз в лесу. Митрофанова покачала головой: – Да, настоящая патогенная зона. И мой отец ведь тоже умер внезапно, ничем не болел. – У него ишемическая болезнь сердца была. А он себя не берег, таблетки не пил. На грядках впахивал. Вот и случился инфаркт. Это доказано, я смотрел протокол вскрытия. – Зачем? – Надь, – укоризненно произнес Дима, – ну не могу ведь я тебя отправлять в непроверенное место! – А сам в пекло лезешь… – она крепко прижалась к нему. – Боюсь я за тебя. – Да ну, зайка, брось. Нашла противника – мелкий мошенник! Мы с куда более серьезными врагами справлялись. Полуянов до поздней ночи помогал Наде обустраивать быт. Вкрутил несколько лампочек, починил розетку. Долго ковырялся с бойлером – и добился-таки, что еле теплая вода в красном кране сменилась огненно-горячей. Утром тоже – пока пережидал час пик – наладил телевизор, помог Наде вымыть окна. А когда отбыл – почти в двенадцать, – пообещал: – Часам к девяти вернусь. Еще и стемнеть не успеет. Надя долго стояла у раскрытых ворот, смотрела вслед Диминой «Мазде». Сердце щемило. Девушка вздохнула. Заперла ворота, вернулась в дом. Май дышал близким летом, на улице духота. Полоть, скрести, мыть не хотелось. Совсем по-иному представляла она себе обустройство гнездышка. Вдвоем с Димой и с легким сердцем. А получилось – она одна, фактически скрывается. Поневоле настроишься на философский лад. И Надя пошла не на кухню, не в огород – в отцовский кабинет. Плюхнулась на диванчик. Открыла тумбочку, вытащила оттуда ворох писем. Наугад вытянула одно. Знакомый уже школьный почерк. Сводная сестра Анжелика пишет. Конверт необычный, весь в ярких штемпелях. Из-за границы, что ли? 11.08.1992 Дорогой папа! Мы с мамой только что вернулись на нашем автобусе «Балкантурист» с очень интересной экскурсии. Сначала мы поехали на мыс Калиакра. Он маленький и весь «застроен» развалинами пещер первобытных людей. В некоторых из них оборудованы небольшие музеи с находками: заржавленный якорь, всякие перстни, наконечники для стрел, палки-копалки. А в других старинных развалинах (которые, кстати, выглядят очень таинственно) живут ласточки. Потом были в Балчике, в парке румынской королевы Марии. Она умела пожить красиво и комфортабельно, со всего мира попривозила себе различные кактусы, откуда-то из Египта притащила огромную глиняную вазу, вдоль моря разбила грядки с самыми разными сортами роз, построила красивый особняк на берегу моря и итальянскую часовню. Мама сейчас «в лежке», а когда проснется, мы будем есть дыню, которую купили на мысе Калиакра. Кстати, на этот мыс мы надеемся вернуться, т. к. бросили по русской копеечке в старинную гробницу. А еще мы с мамой ходили в «Дамска и мъжка конфекция», это такой одежный магазин, и мама отхватила себе кожаное пальто, а я потрясающий желто-зеленый свитер. Надя отложила письмо. Ее одолевало редкое для нее чувство. Зависть к чужой жизни. Начало девяностых годов. В стране бардак, почти что голод. А сводная сестра – такая же дочь, как она! – ездит в это время на зарубежные курорты. Пишет оттуда папе восторженные отчеты. А ей приходилось донашивать одежду за дочками маминых пациенток и подруг. И за границу Надя впервые выбралась только с Димочкой, когда мамы давно уже не было на свете. «В печку все эти письма – и не расстраиваться из-за ерунды!» Надя сбегала на кухню, притащила мешок для мусора с оптимистичной оранжевой завязочкой и уже начала сбрасывать туда чужие конверты и чужую жизнь, но вдруг опомнилась. Жизнь личных детей Кирилла Рыбакова девушку не интересовала. |