Онлайн книга «Аллегро»
|
— А что такое? На даче… — Да вчера утром халтурка подвернулась… Я туда-сюда, а собрать никого не могу, — сетует трубач Тимофеев. — Телефоны все молчат. Пришлось срочников вывозить. — Эх, жаль, не знал, я бы, конечно… И что, нормально отыграли? — Да нормально, но срочников пришлось чёрт-те во что одевать… Трико, кроссовки… А там, ещё и дождь прихватил. Промокли все… Выглядели, страшно сказать, как оборванцы. Хорошо из наших никто не видел… Опозорились бы. А вечером в кабаке… — Тоже со срочниками? — Нет, только Саньку одного брали, и всё… Но мы там парики одеваем хипповые. «Мухи в стакане» ансамбль, узнать нас невозможно. Так что… — Эй, орлы! — перебивает голос. — Тут у кого-то, я слышу, башли появились или мне показалось, а? — Не башли, а мани… — Не мани, пригород, а зелень. — Сам ты деревня… У Трушкина… Глянь, какой оптимистичный с утра. — У нашего Трушкина?! Ну-ка, пошли стрельнем! Лёва, Левон… Волна интереса активно перемещается в сторону прапорщика Трушкина, чтоб, значит, цветом не выделялся. В класс, между тем, входят и другие музыканты. Входят шумно, здороваются друг с другом, собираются группками, туда-сюда передвигаются. Кто вяло, другие энергично обмениваются впечатлениями о прошедших выходных… — Чуваки, новый анекдот… — Новый? — Совсем-совсем… Еще теплый. — Давай, Шура, быстро, пока дирижера нет. — Так, чуваки, дело было так… Приезжает это Владимир Владимирович… — Здравствуйте, товарищи, — входя, весомо, с достоинством, громко здоровается старшина оркестра Константин Саныч, прерывая начатый было анекдот. Кислая ситуация образовалось, как кружка с пивом на полдороге. — Здравия-жела-товарищ-старший-прапорщик! — поворачиваясь на встречу, почти бодро отвечают музыканты. — А-а, Кобзев, опять новый анекдот, да? — в повисшей тишине, с укоризной в голосе, угадывает старшина. — Ага, совсем новый, про Путина, това… — Стоп-стоп! Ты что, Кобзев, совсем уже оху… того, что ли?.. — чуть даже пригибаясь, то ли от удивления, то ли от опаски, обрывая, машет руками явно рассерженный уже старшина. — Кончай тут, понимаешь… Тем более про Путина. Дубина-то быстро по башке прилетит… причем всем ведь прилетит. Даже в сортире! Слыхали, да? Нашли понимаешь, про кого рассказывать. Ну, народ, ну, страна, ну ничего не боятся. Совсем обнаглели. Это вам не про Чапаева с Брежневым, понимаешь, или про Ельцина какого… Другие времена. Быстро по башке-то настучат… Мама, не успеешь сказать. Готовьтесь, вон, лучше к занятиям… Кобзев обескуражен, пожимает плечами. — Так я ж не олигарх, тов… — Был бы олигарх, Кобзев, — на нерве, с высоким убеждением перебивает старшина. — Не жалко б тебя было… Понял, да? Всё, я сказал, кончай трепаться… Готовимся. Из безмолвной «массовки» доносится чей-то недоуменный вопрос: — А про кого тогда можно, товарищ старший прапорщик? Старшина с готовностью сообщает: — Ни про кого! Только, может, про евреев если. Про Березовского, например, с Абрамовичем… Они ж, слава Богу, не президенты страны, правильно? Да и не станут ими никогда, значит, про них и можно. Или… лучше всего про чукчу… Это вообще для здоровья безопасно. Только без намеков на… И никаких больше Вовочек… при мне! Понятно, нет? Так, вот! Всё, кончаем базар, кончаем, я сказал. Заниматься, заниматься… Всем заниматься. Утухнув, обескуражено переглядываясь, музыканты с неудовольствием расходятся. Не вовремя старшина пришёл или Кобзев поздно, читается на лицах… Одно из двух… Значит, про чукчу и про евреев можно. Ага! Ладно. В оркестровке возникает легкая музыкальная какофония. Не сказать, чтоб уж очень нервная — обычная какофония, как в понедельник… и другие какие дни. Старшина оркестра тоже достает свой инструмент, как и все готовится к занятиям: разминает губы, кривит, их плющит, растягивает, как дама перед зеркалом, при этом косит взглядом на дверь. Ждет. 8.59. В комнату быстро входит руководитель оркестра подполковник Запорожец, предпенсионного возраста офицер, холеного вида, с замашками строевика. Старшина оркестра успевает отмахнуть музыкантам, те соскакивают в вертикальное положение… — Ор-рке-естр-р, смир-рна!.. — Громко командует старший прапорщик, и грациозно печатает несколько шагов на встречу дирижеру. — Товарищ подполковник, за время вашего отсутствия в оркестре происшествий не произошло… Старшина оркестра старший прапорщик Хайченко. Подполковник, выслушав, преувеличенно требовательно оглядывает всех музыкантов, потом здоровается: — Здравствуйте, товарищи музыканты! — Здра-жилай-таарищ-под-поковник! — как на «зачет», рубят музыканты. — Вольно! Садитесь! — разрешает дирижер, снимает фуражку, проходит к своему заместителю, здоровается с ним за руку. — Что нового? — Да нет, ничего, — отвечает Хайченко. — В наряд только вот по Округу со следующей недели идем. А так все в порядке. — Ага, кобыла, значит, околела… — тонко шутит дирижёр. — А в остальном, прекрасная маркиза… Так, да? Старшина пожимает плечами — он-то при чем! Подполковник внимательно, как учитель группу двоечников, одного за другим оглядывает подчиненных, расчёсывает при этом свои не очень, скажем, густые волосы. Закончив с укладкой прически, чуть в сторону, шумно продувает расческу, неторопливо обхлопывает поочередно погоны — пылинки, чёрт их бей! — недовольно при этом морщится. Закончив привычный ритуал подготовки к занятиям, потирая руки, проходит, присаживается за свой дирижерский пульт. Музыканты, ухмыляясь одними глазами, наблюдают обычную утреннюю дирижерскую разминку, молчат. Всё как всегда. А ведь еще только понедельник!.. — Я тут вчера вечером телевизор случайно смотрел… — будто ни к кому не обращаясь, замечает подполковник. — И как обычно на рекламе переключил туда-сюда кнопки… на шестую программу. — Дирижёр на пальцах показал, как он это сделал. Выдержал паузу. Его слушали очень внимательно. Внимательнее важного правительственного сообщения. Понимали — неспроста. — Вдруг вижу… — продолжил офицер. — Да-да!.. Кого бы вы думали? — подполковник закрутил головой, ожидая ответа. Музыканты оркестра, изобразив искреннее любопытство, насторожённо молчали. Грешков, конечно, у всех было предостаточно, но телевизор!.. — Кого? — Не выдержал старшина Хайченко. — Маргарет Тэтчер, наверное, — осторожно подсказал Кобзев и легализовался. — Да, товарищ подполковник? — Нет, Кобзев, — с ноткой горечи возражает дирижёр. — Не угадали последнюю букву. Её бы я не заметил. А вот… товарища рядового Смирнова, нашего музыканта, представьте себе, да. |