Онлайн книга «Господин Президент, верните Ваню Найдёнова»
|
Тогда ходили ужасные слухи, что к одиноким послевоенным бабам по ночам пропавшие на войне мужья прилетают. Только это и не мужья вовсе, а огненный змей из преисподней тоску носит, чтобы горемычную какую за собой унести. Так бабки рекли: «Свят! Свят! Свят!» – и щепоткой, вроде как из солонки, чтобы чего не было, мелко посыпали себя. Война хоть и давняя уже, более десятка лет как прошла, а вот она, рядом, под самым сердцем… Во, мы устроим в Бондарях страх и ужас! Юра тоже в азарте потирал руки: – Давай на нашей улице запустим! Припугнём этих суеверных старух, чтобы языками не стращали! Сказано – сделано! – Давай! И мы принялись за работу, хотя кроме перочинного ножика у нас из инструментов ничего не было. Перво-наперво надо изготовить полутораметровую рейку квадратного сечения 10х10мм, на которую будут крепиться все остальные детали: мотор, пропеллер, крылья, стабилизатор – всё, что полагается настоящему самолёту. Рейка – это основа, фюзеляж. От неё надо плясать. Мой отец как раз в это время прикупил несколько тесин, чтобы украсить дом резными ставнями. – Ничего, – говорил батя, укладывая тесины на просушку, – я при НЭПе на Белом море шхеры с ребятами строил для рыбаков, а дом наличниками украшу, как Бог черепаху! – И пьяненько смеялся. Это у него такая присказка была – «как Бог черепаху». Мой батя был с бо-оль-шим юмором человек! Даже когда собирался драть меня за что-нибудь, то, хватаясь за ремень, приговаривал: – Изуродую тебя, мошенник, как Бог черепаху! Правда, его угрозы мало способствовали моему послушанию. Например, надо огород прополоть, от сорняков избавить (Что зимой будешь есть, сукин сын!), а меня в это время, как на грех, друзья купаться зовут. Это какое же надо мужество иметь, чтобы устоять? Ушёл на реку, значит, весь день – свободный! Пока отца не было дома, я быстренько отчекрыжил ножовкой половину доски и отнёс к товарищу во двор. Потом отец, когда на ветерке перебирал тесины, всё в раздумье чесал голову, соображая, как же это он вместо целой доски взял половинку? – Вот мошенники, пили вместе, а меня обмикитили! Может, ты, стервец, отпилил? – Очень мне нужно! – Вот теперь ещё искать доску! У меня же всё рассчитано! – Может, хватит? – вставлял я. – Я вот щас тебя так хвачу, что сразу умнее будешь… Я от греха подальше смылся на улицу. Изладили, извертели тесину – ничего не выходит. Топором кололи – щепа одна. Много щепы, а рейки не получилось. Прихожу домой, отец с рубанком и долотом возится, всё выпиливает, выстругивает голубков разных на наличники, кружева вяжет. В ногах у него обрези, стружка. Смотрю в стружках узкий продольный краешек тесины, по толщине как раз на рейку хватит. Поднял обрезок. Кручу в руках. – Ты чего? – отец занят. Чертит, рисует, строгает. – Да вот на дротик пойдёт. Играть буду. Можно? – Можно, можно, только осторожно! – батя доволен. Доску у соседа в долг выпросил. Теперь, небось, хватит… Я к товарищу: – Достал! Смотри какая! Обстругали ножом по размеру. Зачистили наждачной бумагой, которую я потихоньку взял дома. Вот теперь в самый раз! Подошёл для интереса малый лет пятнадцати, эдакий бондарский известный лоботряс и второгодник Мишка Квакин: – Чего гондобите, салаги? – Самолёт! – ответили оба сразу. – Са-мо-лёт? Ну-ка, ну-ка! – протянул длинную руку Квакин и, подняв рейку над головой, размахнувшись, выпустил из рук. Рейка тупо шлёпнулась прямо в свежую коровью лепёшку: как раз только что пригнали с пастбища деревенское стадо. – Самолёт, а не летает? – загыгыкал Квакин, и, потеряв к нам интерес, пошёл по своим делам, наступив ногой на стержневую деталь самолёта, над которой мы целый день трудились до кровяных мозолей. – Вот гад! – сказал я. – Да, нехороший человек этот Квакин! – мой удручённый товарищ поднял обломки и вертел их в руках, соображая, как это всё можно склеить, восстановить. Я говорю: – Ничего не получится! Давай весь самолёт уменьшим в два раза! Мы уже проходили в школе масштабные величины, и чтобы применить обломок рейки, я предложил уменьшить на чертеже все детали ровно в два раза. – Полетит! Точно полетит! – поднял я другой обломок. – Должна… Пришлось равнять концы и вымерять длину. Теперь будущий фюзеляж самолёта стал вдвое короче. Ничего, полетит! В масштабе всё-таки… Крылья, стабилизатор, руль высоты и лонжероны к ним мы решили, за неимением бамбука, сделать из сухого тростника и гибких лозинок, предварительно выгнув и закрепив нитками по лекалам, как на чертеже. Пропеллер и резину на мотор решили достать позже, когда испытаем модель в планерном полёте. Так было написано в газете. Ну, кажется всё! Столько затратили труда и выдержки, что самолёт должен непременно полететь. Лето, которое мы затратили на изготовление модели самолёта, подходило к концу. Скоро в школу. Подарим в Красный Уголок, как экспонат «Сделай сам». А у нас ещё и клей на узлах никак не хочет сохнуть, и папиросной бумаги на оклейку оперения пока нет. Ну, ничего, это потом! И вот стоит он, наш красавец, весь опутанный для фиксации соединений нитками на самом солнцепёке. Сушится. Мы счастливы безмерно. Радуемся. Даже плясать начали. Рядом в пыли и остатках навоза возится огненно-красный петух, перекатывая в горле горошину, скликает к себе за жемчужным зерном безразличную хохлатку. Вероятно, вскипев гневом, петух, резко хлопнув крыльями, коротко взлетел, и, запутавшись в наших шпангоутах и такелаже, с паническим криком потащил на шпорах почти готовый к пробному полёту самолёт, размочалив его до основания. Наша крылатая мечта уже почти перед самым взлётом превратилась в щепу, в ничто. Позже, гораздо позже я убедился, что когда страдаешь невыносимым желанием чего-нибудь получить, это «чего-нибудь» не случается. Закон подлости царит в мире… Я запустил обломком кирпича в орущую тварь, и точно попал в цель: красавец сразу опрокинулся на спину, заскрёб железом крыльев сухую землю и засучил спутанными паутиной ниток проволочными, в острых шипах, ногами. На шум выскочила на крыльцо соседка, баба Шура. И, увидев своего огненного куриного ухажёра в печальном положении, начала кричать и материться, что она нам головы оторвёт, если что с петухом случится. Военные вдовы ругались почти по-мужски, так нас это нисколько не удивляло, а вот за свои головы стоило бояться, и мы убежали под защиту мамок моего товарища. |