Онлайн книга «Закопанные»
– Я люблю тебя, – хрипло сказал Сава. – А я люблю вас всех, – рассмеялся егерь, протыкая ей грудь. Олеся пошатнулась, с трудом удержавшись на ногах. – Пожалуйста… Пожалуйста, не нужно. Оставь ее, – лепетал Сава. – Тебе нужен я. Пожалуйста! Теперь он был готов на все. Быть униженным, раздавленным, он был готов даже лизать ботинки Дикому, лишь бы он не убивал ее. – Ладно, – фыркнул егерь, вновь поднимая багор. – Это становится скучным и однообразным. Олеся, шатаясь, двинулась вперед, и он снова вонзил багор ей в живот. Она глубоко вздохнула и, обхватив древко свободной рукой, внезапно резко дернула его на себя. Не ожидая этого, Дикий подался вперед и, выпустив багор из рук, споткнулся о валявшийся на полу прожектор. Тот самый, который собственноручно расколотил несколько часов назад. Олеся холодно улыбнулась, надвигаясь. – Твою мать, – только и успел выговорить Дикий, припадая на правое колено. Он поднял взор, чтобы увидеть взметнувшееся над головой лезвие. – Ох, – только и успел вымолвить он. Руки егеря инстинктивно обхватили голову в тщетной попытке ее защитить, и в следующий момент тесак со свистом обрушился на него. Лезвие отсекло шесть пальцев – четыре на правой и два на левой руке, оставив на голове обширную рану, которая тут же заполнилась кровью. – Больно, – прошептал Дикий. По лбу заскользили алые ручейки, разделяя его лицо пополам. Безвольно опустив руки, егерь в священном ужасе глядел на кровоточащие обрубки пальцев. – Ты плохой, – сказала Олеся, снова замахиваясь. Дикий даже не пытался защищаться или даже уклоняться от его же собственного ножа. Тесак с хрустом вошел глубоко в череп, и он, всхлипнув, сел. – Плохой, – с презрением повторила Олеся. Она отошла назад, не сводя своих громадных глаз с повергнутого соперника. Дикий встал на карачки, из разверстой раны ручьем лилась кровь. Он икнул, и его вырвало. Медленно приподнял руку вверх, словно сомневаясь, верный ли он сделал выбор, затем пополз вперед. Мачете торчал из его черепа, словно гротескно-нелепый указатель. – В теплой шляпке на бочок… – прокаркал он. – В сапоге… мохнатом. Что укрылся с головой… – Олеся… – позвал Сава. Слезы застилали его глаз. Она некоторое время провожала уползающего егеря, затем, подволакивая слабеющие ноги, заковыляла к Гене. Дикий упорно полз дальше, оставляя за собой широкую полосу крови. – Моховик, Моховичок… – шептал он синеющими губами. – Как не жарко летом… Быть таким одетым? Его снова вырвало, и он упал плашмя, растянувшись на полу. Беспалые руки умирающего чертили по полу неровные красные линии, тщетно пытаясь подтянуть быстро слабеющее тело. – Олеся, – снова окликнул жену Сава. Она нагнулась, чтобы поднять сына, но не удержалась и упала прямо на него. Испуганно вскрикнула, переворачиваясь на бок. – Милая, – срывающимся голосом произнес Сава и заплакал. – Гена, – сказала Олеся. Она попыталась встать, но снова упала. Ее рубашка из бежевой быстро превратилась в красную. Олеся предприняла очередную попытку, но ноги больше ее не держали. Тогда она поползла к Саве, бережно подталкивая перед собой трупик ребенка. – Зэня, – произнесла она, и их взгляды встретились. – Ты самая лучшая мать на свете, – сквозь слезы промолвил Сава. – Самая лучшая мать и жена. На губах Олеси заиграла улыбка. – Семья, – мечтательно сказала она. – Зэня. Гена. – Да. Я, ты и Гена, – тихо сказал Сава. – И я люблю вас. Дикий продолжал ползти. Тело егеря быстро угасало, но он все равно настойчиво двигался к двери, извиваясь, как червяк. Ноги бестолково елозили по скользкому от крови полу, но он не оставлял своих попыток. Он уже почти преодолел дверной проем, как по телу неожиданно пробежала конвульсивная дрожь, и тихо пискнув, почти как мышь, Дикий затих. Голова с торчащим в ней ножом опустилась на грязные, измазанные кровью руки. Инспектор заповедника «Северный Лог» был мертв. Олесе удалось приблизиться вплотную к Саве. – Люблю, – выдохнула она. Изо рта стекал тоненький ручеек крови. Сава яростно моргал, напрасно стараясь прогнать слезы. – И я тебя люблю, сладкая. – Гена. – Да, милая. Он с нами, – прошептал Сава. – Мы все одна крепкая семья. Олеся без сил легла рядом, подвигая перепачканный кровью сверток с сыном ближе к Саве. Уцелевшая ручка Гены доверчиво уткнулась ему в небритую щеку. – Береги, – сказала она. – Береги. – Конечно, – шмыгнув носом, улыбнулся Сава. – Я буду беречь нашего сына. – Зэня… Сава до крови закусил губу. Олеся умирала на его глазах. – Давай лучше споем? – мягко предложил он. – То… что ты больше всего любишь. Олеся сонно улыбнулась. Черты ее лица заострились, глаза затуманивались молочной пленкой. – Не надо спать, милая. Открой глаза. Прошу тебя! – Облака… – чуть слышно проговорила Олеся. – Белогривые… – Лошадки, – с благоговением подхватил Сава. – Что вы мчитесь без оглядки. Ну что же ты? Олеся? Олеся!!! Она молчала. – Родная?!! Олеся!! ОЛЕСЯ!!! – срывая голосовые связки, завизжал Сава. Любимая не отвечала. Он кричал до хрипоты, пока у него не пропал голос, после чего он потерял сознание. Когда Сава очнулся, первое, что он увидел, – рука сына, касающаяся его губ. Он улыбнулся. – Гена. Сын смотрел на него пустыми глазницами. Второй стеклянный шарик тоже где-то потерялся. – Только ты у меня остался. «Да, папа». – Я люблю тебя. «И я тебя. Очень жаль, что я так мало прожил». Сава поцеловал руку сына. «Хорошо, что ты не видел эту жизнь, сын». «Правда, папа?» – Правда, – вслух произнес Сава. – Здесь так много… грязи. Здесь так много… грибов… бесполезных, никчемных… грибов… Монотонное гудение люминесцентных ламп действовало как снотворное, и последнее, что он произнес, прежде чем провалиться в беспамятство, было: – Я никогда… не брошу вас. Он свесил голову. Голову, которую «украшала» декоративная шляпка белого гриба. Мертвый сын держал свою высохшую ручку у щеки отца, а его крохотное тельце прижимала к себе окоченевшая мать. |