Онлайн книга «Принц в неглиже»
– А как они его выдрессировали? – заинтересовалась Ирка. – Самоотверженно: с момента поселения бедолаги-негра в общагу целых две недели сами вскакивали под гимн по ночам. Помнишь, наверное, ровно в полночь радио ревело: «Союз нерушимый…»? Потом объяснили арапу, что им как гражданам Советского Союза необязательно демонстрировать свою лояльность, а вот он, гость из дружественной Анголы, уважать наши обычаи обязан. – И уважал? – Больше месяца уважал, пока жильцы соседней комнаты не пришли выяснить, какого черта у этих выдумщиков радио по ночам орет… Да ты не отвлекай меня, я о Монтике начала говорить… Значит, по образованию он историк, а работал на какого-то толстолобика, помощником у него был. Ну, это может означать все что угодно – от организации интима до представительских функций… – Постой, не части, я не поняла: он рыбу ловил или продавал? – Какую рыбу? – Толстолобиков? – Тьфу, запутала. Толстолобиками я называю «новых русских». Типаж такой, сознаешь? Так вот, помогал наш Монтик-Сержик толстолобику жить и работать, а потом вдруг– бах! – оказался в мешке с кирпичами, хорошо хоть в камышах, а не в канале. Отчего произошел такой стремительный поворот в его карьере? Из помощников – почти в жмурики? Я так ситуацию понимаю: либо твой Монтик своему толстолобику плохо помогал, либо кому-то другому хорошо вредил. Учитывая, что на Кипр он умчался в паре с боссом-толстолобиком, я склоняюсь ко второй версии. Вывод: у твоего Монтика есть враги. – И кто они? – Ирка зашелестела листами досье. – Не знаю пока. Разберемся. Но наличие недоброжелателей нужно учитывать. Хочешь еще ватрушку? – Давай. – Ирка со зверским выражением лица вонзила зубы в сдобу. Ой, не завидую я ее врагам! Хороший враг – мертвый враг. Монте поморщился: кольнуло сердце. Он потянулся к груди под пиджаком. За оттопыренный локоть тут же кто-то зацепился, Монте развернуло поперек потока пешеходов, и он в полной мере вспомнил, что такое нью-йоркская толчея. Опыт оказался болезненным: пара толчков плечом, удар острым углом дамской сумочки в живот, отдавленная нога и раненное чьим-то «Топай, придурок!» самолюбие. Монте пробился к краю тротуара, остановился, преодолевая головокружение и приходя в себя, и тут же у его ботинок обнаружилась бродячая собачонка с поднятой лапой. Отпихнув изготовившегося писануть пса, Монте снова нырнул в толпу, стараясь держаться ближе к стенам зданий, чтобы не пропустить бар Эдди. Уокер шел на юг по Бродвею. Раньше ему нравилась эта часть Манхэттена – между Семидесятыми и Восьмидесятыми улицами, но когда это было? В шестидесятые! Нью-Йорк изменился, хотя и не настолько, чтобы его нельзя было узнать. Поглядывая по сторонам, Монте угадывал в прохожих знакомые типажи: вот дамочка-домохозяйка с собачкой, похожей на меховую муфту, – или с муфтой, похожей на маленькую собачку? Вот сутенер с выводком помятых уличных девочек, которых всегда было полно на Бродвее, вот угрюмый коп… О, эти совсем не изменились! Зато стало гораздо меньше заведений под красными неоновыми вывесками: где знакомые пивные, химчистка, винный магазинчик, старые дома, в первых этажах которых ютились маленькие лавочки? Заметно измельчали автомобили. Дожидаясь разрешительного сигнала на переход улицы, Монте разглядывал четырехколесных недомерков непривычной формы. Порадовал его лишь одинокий «Кадиллак» 57-го года – когда-то у самого Монте была такая же машина, только не голубая, а выкрашенная в два цвета, белый сверху и красный снизу. Нынче «Кадиллак» смотрелся «Титаником» среди катеров. Бензин подорожал, что ли? Задумавшись, Монте едва не проскочил знакомый проход, машинально толкнул дверь и вошел в бар. Кажется, все как раньше, только почти пусто и не орет музыкальный автомат. Подойдя к стойке, Монте задумчиво погладил большую хромированную ручку радиоприемника, не ведающего об УКВ и способного поймать только средние волны. Эдди за стойкой не было. Монте почувствовал разочарование. Он медленно прошел по залу, озираясь, узнавая знакомое помещение и незабываемые запахи, привычно проследовал в единственный кабинет и открыл дверь. Монте не удивился бы, если бы навстречу ему из-за стола с миской спагетти посередине поднялся смуглолицый Марио Ла Гадо. Однако удивиться все же пришлось: Ла Гадо в кабинете действительно присутствовал, но только не во плоти, а в виде огромного портрета. Мерзавец все так же белозубо улыбался, наверняка при этом держа палец на спусковом крючке. Впрочем, фотопортрет был поясной, руки Ла Гадо в кадр не попали. А интересно, какие на нем запонки? Все те же, огромные, сверкающие? Ошеломленный Монте в первый момент даже не заметил, что кабинет уже занят какой-то парой, и попытку мужчины прикрыть дверь проигнорировал. Портрет Ла Гадо его просто гипнотизировал. Не обращая никакого внимания на возгласы негодования, Монте вломился в тесное помещение, не отрывая взгляда от портрета, слепо обогнул стол, споткнулся о жаровню, машинально посмотрел под ноги и наконец заметил, что в кабинете кто-то есть, но не придал этому значения. – Какого черта? – показывая в сторону портрета, возмущенно спросил Монте багровеющего от гнева мужчину. И тут заметил, что стена вокруг портрета была увешана газетными и журнальными вырезками в одинаковых рамочках под стеклом, персональными и групповыми фотографиями – на одной из них Монте увидел рядом с Ла Гадо и себя. На специальной полке под портретом стояла ваза с цветами, а чуть выше, под самой рамой, к стене крепилась желтая металлическая табличка с цифрами, неопровержимо доказывающими, что Монте опоздал с местью: «1929–1970». – Сдох, с-котина, – с чувством детской обиды произнес он, обессиленно опускаясь на плюшевый диван, почти на колени сидящей там женщины. – Сам скотина! – гневно воскликнул мужчина, выдергивая из-под него свою даму. – Оставьте меня в покое, – устало сказал Монте. Он чувствовал себя измученным. – Парень, ты нарываешься на неприятности! – Идите к черту, – безразлично усмехнулся Монте, заслышав звуки музыки: в зале кто-то включил музыкальный автомат, и Чак Берри медовых голосом запел «Проснись, моя Сьюзи». – Вы кто? Смотритель этого музея? Или тоже экспонат? – Наглец! – взвизгнула женщина из-за спины своего кавалера. – Я? Я маленькая Сьюзи, – произнес Монте, вторя Чаку Берри. – Кто меня разбудил? – Он нервно захохотал и погрузил лицо в ладони. Удара по голове он не ожидал, но удивиться не успел. Сковородка загудела, и под медленно затихающий гул Монте Уокер провалился в беспамятство. В этот момент полковник Лапокосов ехал в такси, и тоже с закрытыми глазами: никакого желания любоваться видами Нью-Йорка у него не было. Благодаря промаху в аэропорту полковник и без того уже понял, что это очень большой город. Тем хуже! На пути к российскому посольству Лапокосов безрадостно размышлял о том, что он будет делать, если не сумеет найти Сергея Максимова. Ирония судьбы заключалась в том, что найти его он мог бы в тот же миг, достаточно было посмотреть в окошко на тротуар, но об этом полковник так и не узнал. |