Онлайн книга «Эта страна»
|
Жизнь в городе поделили, а вопрос иерархии остался, где был. Больно деликатный делёж: как решить, ночь главнее дня – или наоборот? Только самые отчаянные лизоблюды говорят Василию Ивановичу, что Сова – это как ещё один зам по теневой, так сказать, непарадной, подпольной – а как же? у мэра и это под контролем – части, а Сове говорят-поют, что Василий Иванович всего лишь ширма, марионетка, но как бы ни были приятны льстивые речи, и Сова, и Василий Иванович знают правду и лизоблюдов под горячую руку наказывают. Но даже и не это главное, не вопрос, у кого сейчас толще, потому что бывшие одноклассники, сколько бы лет ни прошло, как бы всё ни переменилось, при встрече автоматически оказываются в ситуации того дня и того часа, когда Петров был центровым, а Иванов – шавкой, и вот ещё Сидоров… Сидоров наш, директор краеведческого музея… он из школы по соседству, его Василий Иванович и Сова, которые в седьмом классе ещё не были ни Совой, ни Василием Ивановичем, где поймают, там и били, хотя Сова уже тогда не справлялся в одиночку, но умел организовывать. Расправу неоднократно предупреждали. – Потому что это он. – И как бы он это объяснил? – Да никак. Чего ему объясняться, когда петлю вот-вот накинут? Взял, что смог, – и в бега. – Но сразу он не побежал. – Не успел. Не так предупредили. Не тогда. Не о том. А после бац! политические с пистолетиком. – …Значит, покушение – дело рук БО? – В натуре БО. – Почему тогда они не взяли ответственность? Обычно на всех углах трубят. – Так ведь не попали. Зачем трубить, позориться. – … – Теперь спроси, с чего бы политическим стрелять в мэра Филькина. – …Потому что он символ коррупции? – Это Васька-то? Гы! – Я не знаю, – говорит Расправа. – Я никогда прежде не сталкивался… с революцией. – А я знаю? Я сталкивался? Я в политику никогда… ни-ни… На нацпроект дать, на выбора, если сигнал будет, депутату какому поспособствовать… Строго в рамках! Всё как договаривались! А что в мозгах у тех, из тридцать седьмого года, даже знать не хочу. За какие грехи Господь послал? – меланхолично говорит Сова и, подумав, крестится. (Расправу предупреждали.) – А вот что в мозгу у Васьки, очень хорошо знаю! Чтоб он да хабар упустил! Замутил с троцкистами, в долю вроде как взял – чтобы ихними-то, значит, руками – и кинул! Троцкисты за долей приходят – опа-жопа, какая такая доля? Марш вон из кабинетика!.. Только этих ребяток Иосиф Виссарионович не зря на пыль пустил. Им так просто «пошёл вон» не скажешь. – Но если они исполняли, то и деньги у них. – Счас. У Васьки всё. Не поверю, чтобы Васька перехватить не успел. Слово «перехватить» наводит Расправу на новую мысль, и он спрашивает так: – Элемент-то твою власть признал? – Кто не признал, уже ушёл, откуда взяли. Сова морщится, мрачнеет; разговор о воскрешённых уголовниках ему неприятен. Расправу и об этом предупредили тоже; но И. П. Расправа такой человек, который не боится взять на себя и своё, и лишнее. Он знает, что Сова врёт, что у Совы большие проблемы, Сове пришлось (пришлось! жадность заставила) открывать второй фронт, включаться в битву стервятников за наследство Василия Ивановича… бежал Василий Иванович, всё бросил, горячие теперь деньки у его друзей и недругов… битва идёт, и совсем Сове некстати Совы и графы Панельные восьмидесятилетней давности, не пожелавшие ни встать на путь исправления, ни вписаться в существующий расклад. – Отморозки поганые… Это же не люди, а людоеды… У Потапа мать выбежала под вечер в магазин и нарвалась… от головы желе осталось, гроб не открывали… из-за двух кульков сахара… Зверьё, натуральное зверьё. У Расправы на Сову имеется досье, и среди цифр, юридических адресов и контактов там подробно описано, как поступает филькинский авторитет с конкурентами, должниками, некоторыми кредиторами и теми несчастными, которых зацепил из каприза; есть фотографии из пыточной, отчёты, показания, перечисление фактов; грязные вещи. Расправе противно, но нельзя сказать, что не по себе. He по себе ему будет в бесконечные минуты между прощальным рукопожатием и возможностью наконец достать и использовать влажные салфетки, на которых написано, какие они антибактериальные, антимикробные, замечательные. – Я нашего правительства вообще не понимаю, – говорит Сова. – Уже и там разучились, падлы, работать, только бумажки друг другу подпихивают. Подпихнул – а читать кто будет? Пушкин? Костя Сова прочтёт и озаботится? Надо же думать хоть немного! Надо соображать, кого из могил выкапываешь! Расправа доброжелательно молчит. Сова продолжает: – Что, блядь, за власть такая? Что за власть блядская? Почему хоть раз по уму не сделать? – … – …Говорят, Сталин воскрес. – Сталин? – Ну чего уставился? Сталин, Сталин. Хозяин. Или кто-нибудь другой будет этот бардак разгребать? – Так не собирались же его… – В натуре, не собирались. Он сам собрался. Поглядел на наши песни-пляски, поглядел и – кто, если не я? Уж ему-то с чёрными списками не смарья-жить? Сталин всё-таки, а не голый винтик. – Ты как будто рад. – Я? – Костя Сова, мерзкий хорёк, склонил голову, и глазки его блеснули. – Да. Рад. – …Но что ты надеешься от этого выиграть? Тебя же — – Первого к стенке? Нет, золотой мой, не первого и даже не вторым эшелоном. Костя Сова своё место знает. Не наглел. Не беспредельничал. Свой интерес за казённый не выдавал и себя самого – за государева человека. Ты в зеркало сейчас глянь, какой ты серьёзный: полковник при исполнении. А прислал-то тебя кто? Такая же шушера, как я, только понты другие. Акционеры синтетические! Сова, значит, вор – а эти не воры? – … – Без меня никак. Ты это знаешь, Васька знает, и Сталин знал тоже. Вопрос не в том, чтобы Совы не было вовсе, а чтобы Сова понимал, что он такое. Так это не вопрос. Один маленький правильный шажок на развилке – и ты уже Ермак, а не Стенька Разин. – …А что, у Ермака были проблемы с законом? – Нет, он из любви к приключениям двинул Сибирь покорять. Адресок-то брать будешь? – …Чей? – Чей-чей, Васькин. А ты что подумал? Что подумал? Ну ты даёшь, москвич. – Я никогда не признаю своих ошибок. Но я их исправляю. – Полковник Татев медленно одевается, а Климова, подоткнув себе за спину все имеющиеся подушки, чистит персик узким сверкающим ножичком. – Интересно, а где мои носки?.. Ага… Ну а твоя какая позиция? – У меня нет позиции. Только поза. Зачем ты их вообще снимаешь? – По соображениям эстетики. Как-то не по себе с голой жопой и в носках. |