Онлайн книга «Тамерлан»
– Конечно. – Зумрад… – И не называй меня Зумрад. Здесь я – Яугуя-ага. – Мне не нравится это имя, придуманное им. Для меня ты – моя Зумрад. Моя тонкая чинара, в ветвях которой заблудилась белоликая луна. – Прекрати сейчас же! Ты пьян. – Так же, как ты в прошлый раз. – Поговорим лучше о сегодняшнем курултае. Муж был великолепен. Я даже влюбилась в него, когда он произносил свою зажигательную речь. Жаль, что он уже так немолод. – Что я слышу, Зумрад! – Яугуя-ага! Зови меня Яугуя-ага! – Ты восхищаешься этим чудовищем! Может быть, ты не знаешь, каким издевательствам он подверг меня на свадьбе своего внука Искендера? – Знаю, он заставил тебя съесть язык азербайджанца Сулейманбека. – И Зумрад, вместо того чтобы посочувствовать своему любовнику, вдруг рассмеялась. – Ты находишь это остроумным? Может быть, ты и впрямь влюбилась в своего мужа? – вспыхнул Мухаммед, огорчаясь еще больше. – Иногда он бывает неподражаемо восхитителен. В его змеином остроумии есть что-то очаровательное. – Я не верю ушам своим! – И я не поверила сегодня, когда услышала речь обладателя счастливой звезды. Не могла понять – он ли это вещает. Привыкла к его старческому голосишке, когда он сюсюкает со мной, как с маленькой. А тут… Я услышала глас вечности, карнай судьбы, речь самого махди. – Глас тьмы, карнай смерти, речь самого Даджжала [105]! Вот что ты услышала! – воскликнул Мухаммед отчаянно. – Не кричи так, прошу тебя, – сердито стукнула кулачком по мягкому ворсу узакского ковра Зумрад. – И вообще лучше бы тебе не сидеть рядом со мной, а то вон кичик-ханым так и сверлит нас своими черными глазами. – Как же ты могла слышать речь Тамерлана, если вы, жены, появились уже после всех решений курултая? – спохватился Мухаммед. – Я тайком расположилась за шатром великого дивана, и противный гаремщик Али Ахмад потом за это отчитал меня. Мерзкий евнух! Евнухи – худшая порода людей. – Чинара моя! Ты разрываешь мне сердце! Ты что, вправду влюбилась в Тамерлана и разлюбила меня? – Не то чтобы влюбилась… Он очаровал меня. Так и стоит в ушах его дивный повелительный голос… – Все понятно! – воскликнул Мухаммед в отчаянии, вскочил и собрался уходить, но услышал за спиной нежный голос своей возлюбленной: – Люблю! Он оглянулся. Ее белое лицо улыбалось ему, глаза светились любовью. – Любишь? Зачем же мучаешь? – Разве плохо немножко помучить? Ступай же! Тукель опять смотрит. Так и пялится! – Повтори еще раз, что любишь! – Люблю, люблю, тополь ты мой стройный! Иди! – Мы дождемся нашего счастья! – воскликнул Мухаммед и побежал прочь от Яугуя-аги, от своей Зумрад. Когда он проходил мимо Тукель, она окликнула его. Он оглянулся и вежливо спросил: – Слушаю вас, кичик-ханым. – Послушай, Мухаммед, присядь на минутку со мной, я хочу спросить о послах эмира Энрике. – Что именно вас интересует? – спросил Аль-Кааги, присаживаясь. – Вопрос деликатный. Дилеольт-ага, Сулейманшах, пожалуйста, не слушайте! Наклонись, Мухаммед, я шепну на ухо. Он наклонился, и она зашептала ему в ухо влажным шепотом: – В крайнем ряду орды, возле дороги на Самарканд, шатер с чучелом журавля на вершине – приходи туда, как только стемнеет, а теперь ответь мне громко, достаточно ли послы эмира Энрике уделяют внимания своим наложницам! – Они услаждают их ежедневно, кичик-ханым, и думаю, скоро можно будет обнаружить, что наложницы послов эмира Энрике беременны, – сказал Мухаммед с взбаламученным чувством. – Благодарю. Мое любопытство немного удовлетворено, – улыбнулась белоснежным лицом кичик-ханым. Мухаммед поклонился и отправился к послам короля Энрике, которые сидели вдалеке от трона в правом ряду, за всеми сеидами, улемами, кади и муфтиями. Пока он шел туда, индийских танцовщиц на площади курултая сменили багдадские плясуны с саблями, и барабаны загремели громче и воинственнее. Испанцы пребывали в самых разных настроениях. Пьяный дон Гомес заставлял свою наложницу Гириджу танцевать так же, как понравившиеся ему танцовщицы из Дели. Дон Альфонсо пожаловался, что от ужасного грохота у него разболелась голова. А дон Гонсалес схватил Мухаммеда за рукав чекменя, притянул к себе и лихорадочно заговорил, указывая туда, где сидели Тамерлан и его внуки: – Смотрите, Мухаммед, смотрите! Ведь теперь я не пьян, я выпил лишь полстакана сильно разбавленного вина, а в основном пил сладкий кумыс и гранатовый сок. Посмотрите, там, за троном сеньора Тамерлана, сидит один из его августейших внуков, а рядом с ним – ведь это Нукнислава? Ведь это она, правда? Отсюда плохо видно, я очень долго присматривался. Или это она, или я точно уже сошел с ума. Если вы скажете, что это не она, то я свихнусь. – А если я скажу вам, что это бывшая Нукнислава? – спросил Мухаммед. – То есть как? – выпучил глаза личный писатель короля Энрике. – Вы хотите сказать, что это призрак? – Нет, не призрак. Эту красивую светловолосую женщину раньше звали Нукниславой. Теперь она зовется по-другому – Юлдуз-ага. – Ничего не понимаю. Не томите же, жестокий вы человек! – Мужайтесь, дон Гонсалес, вы были обмануты. Нукниславу не казнили. – Не казнили? Так почему же ее не вернули мне? – Потому что она страшно полюбилась Халиль-Султану, обожаемому внуку Тамерлана. Он уговорил деда выкрасть наложницу у вас во время дастархана в Баги-Чинаране. Вы тогда крепко напились и не заметили, как Нукниславу увели от вас. Вот и все. А Тамерлан, жалея ваше самолюбие, велел наврать вам при бегство, поимку и лютую казнь Нукниславы. Слушая откровение Мухаммеда, дон Гонсалес горестно смотрел туда, где, прижавшись к Халиль-Султану, сидела его златовласая Нукнислава. Внук Тамерлана и красавица славянка развлекались тем, что Халиль-Султан отпивал из своей чаши вино, затем приникал губами к губам Нукниславы и переливал вино из своего рта в ее рот. Ее это страшно веселило, и всякий раз, оторвав губы от уст Халиль-Султана и проглотив вино, она принималась радостно смеяться. – Смотрите-ка, – промолвил дон Гонсалес, – а ей весело с ним. При мне она была недотрогой, а тут целуется у всех на виду, и ничего! – Юлдуз-ага очень полюбила Халиль-Султана, – вздохнул Мухаммед, этим вздохом как бы выражая сочувствие писателю. – Царевич такой веселый, неистощимый на разные выдумки человек. А женщины глуповаты, предпочитают умным и образованным мужчинам таких, которые без конца что-нибудь придумывают, тискают и тормошат. |