
Онлайн книга «Василий Темный»
![]() – Коли бы так, – кивнул Черед. – На Бога уповать будем, Еремей… А дома за трапезой жене Акулине похвалялся: – Порадовали, порадовали меня мастеровые, мамушка, что на делянке, что в Кремнике. К работе охочи тверичи, любо глядеть. * * * Разговор был долгий – начался еще засветло, закончился при вторых свечах. Пожаловались гости торговые, на пути к Нижнему Новгороду на их корабль напали казанцы. Много товара забрали, а кто сопротивлялся, убили. Гости торговые защиты просили. Князь Борис Александрович с боярином Семеном, верным дворецким, и с князем Михаилом Дмитриевичем Холмским совет держали. Говорил Борис Александрович: – Коли мы на эту дерзость не ответим, то казанцы нам дорогу перекроют. – Истино так, – согласился дворецкий. – Но как наказать их, Казань нам не осилить. – Разбойный народ, – промолвил Холмский. – От ордынского семени пошли. Потворствовать нельзя, корабли слать надобно. – Оно-то так, – кивнул боярин Семен, – да тут одним-двумя кораблями не отделаешься. Тут флот надобен, а где он у нас? – Казанская орда в силе, на нее не одним удельным княжеством идти надобно, – сказал Холмский и посмотрел на князя. Борис Александрович согласно кивнул. – Казань в одиночку не одолеешь, а Москве не до Твери, у Москвы свои заботы. – Каков совет твой, княже? – спросил дворецкий. – Мыслю я, бояре, хоть и не одолеть нам Казани, но прогнать разбойников от Нижнего Новгорода нам под силу. Надобно нарядить корабли, ратников послать, людей охочих. Чтоб казанцы руку тверичей почуяли. – Разумно, княже, хоть и не близок путь. – А кого воеводой? – Воеводой слать боярина Репнина. Дворецкий закивал согласно. – Репнин – воевода умелый. Да и хаживал на татар. – Это ты, княже, верно на боярина Василия указал, – согласился Холмский. – Пусть готовит ратников и охочий люд. – А в помощь ему нарядим боярина Кныша, – сказал Борис Александрович и поднялся, отпуская дворецкого и Холмского. * * * Из Твери по всей земле тверской поскакали гонцы великого князя Бориса звать охочих людей на Казань. И шли из Торжка и Кашина, из сел и деревень шел народ, тянулся к пристани на Волге. Собирались в отряды ополченцы, выкрикивали своих атаманов. Ватажники приоружно, кто с мечом иль луком, топорами да вилами двузубцами, а все больше с дубинами. Тут же по берегу шалаши и навесы ставили, на кострах еду немудреную варили, а иные по тверскому торжищу бродили. С утра и допоздна гомон висел над Волгой. А в стороне, чуть выше пристани, ровно гуси, покачивались на воде десятка полтора суденышек рыбацких, какими и поплывут охочие и ратники на Казань. Накануне отплытия привезли обозами мешки кожаные с сухарями и крупами, ящики с салом вепря и бочонки с солониной, рыбу сухую, вяленую. Великий князь Борис велел воеводе, боярину Кнышу взять под свою руку ополченцев, а главным воеводой поставил боярина Репнина. По зыбким сходням перетащили на суденышки грузы, распределили гридней и ополченцев, кому на каком судне плыть. Ждали своего часа… И он настал. Заиграли трубы, ударили барабаны. На головное судно пронесли стяг дружины и святую хоругвь. Владыка Вассиан с причитом освятил воинство, а князь Борис Александрович в окружении бояр произнес громко, чтоб слышали все: – С Богом! И судна, осевшие под грузами, медленно, под веслами, отходили от пристани. А на речной глубине подняли паруса, пошли вниз по Волге… * * * Дневная жара спала только к вечеру. Борис Александрович приехал на ловы, когда солнце уже клонилось к закату. Гавря принял княжьего коня, отвел в сторону. Не видел, как бригадный артельный, постарше князя лет на двадцать, подошел к Борису, указал на широкий плес, где четверо артельных заводили бредень. Он был широкий, и те, кто был на глубине, шли медленно, лишь головы из воды торчали, а двое, согнувшись, брели едва ли не по берегу. Князь спросил: – Кой раз заводят, Любарь? Артельный, седой, бородатый, в старой, но еще не обветшалой рубахе, ответил с достоинством: – В первом разе седни. Днем, в жару, к чему бредень таскать, рыба на ямах лежит. Борис ничего не сказал, присел на валун, а Гавря наблюдал за рыбаками, они тащили сеть. Бригадир закричал тем, дальним: – Эгей, лешаки, там яма, стороной, стороной обходи! Бредень тянули медленно, тяжело. Те, кто брел по глубине, принялись сводить конец, направляясь к берегу. Гавре не терпелось. Видел, где гузырь бредня, воду заколобродило, заколебало. Но вот сошлись рыбаки, потащили сеть, прижимая нижнюю бечеву. Вода сходила с бредня, гузырь зашевелился, засеребрилась рыба. Но не туда Гавря обратил взгляд, а к тому валявшемуся в гузыре бревну. Сом, огромный, он шевельнул хвостом, ударил и задвигался, таща сеть в воду. Тут уже все, и Гавря, и князь, бросились вытаскивать бредень далеко на берег. А сом бился, головастый, упругим туловищем давил рыбу… Уже по темну сидели вокруг костра, а на треноге висел казан и булькала уха из сома, артельный бригадный Любарь рассказывал: – Ты, княже Борис, на ловах гость редкий, не то, что отец твой Александр. Тот, поди, не было лова без него. Мы ноне сома вытащили не малого, а вот при отце твоем, княже, выволокли, поверь, раза в четыре поболе. Сеть изорвал, рыбаря Акимку хвостом пришиб. Я в ту пору в твоих летах был, княже Борис, из Новгорода Великого в тверские края попал. Князь Александр, отец твой, сказывал, сом тот всем сомам прародитель. Гавря Любаря слушал, а сам на казан поглядывал, уж больно уха дразнила. А Любарь сказывал: – А в Новгороде живя, где только не побывал, на море Белом, на Северах, в краях студеных. Семгу ловил. Вкусна рыбка, что в вареве, что на костре запеченая… Тут, на тверской земле, повидал великого московского князя Василия Дмитриевича. Ухой его кормил. Он с женой своей, из Литвы ворочаясь, на ловах наших задержался… Крепка княгиня его Софья Витовтовна, ох как крепка и грозна. По всему, великий князь московский жены своей побаивался… Борис хмыкнул в бороду, бросил: – Не Софьи Витовтовны, великого князя Витовта, тестя своего. – Может, оно и так, княже, но Софья Витовтовна уважения достойна. – Что ж, Любарь, не стану отрицать того. И сегодня, коли бы не княгиня Софья, разве удержался бы Василий на великом княжении московском. Его бы дядя Юрий с сыновьями скинули со стола. |