Онлайн книга «Дело марсианцев»
– Манефушка, ты? – спросил он. – Я бы не стал шуметь на твоем месте, – отозвался поэт и затворил за собой дверь. Уповал он только на спокойствие и выдержку отставного поручика, который не ударится в крик при виде старого товарища. И верно: Акинфий лишь воздел в удивлении брови и отложил перо в сторону, но вскакивать не стал. – Тихон? Как ты сюда попал? – Через садовую дверь. – Но… – Пришлось взломать, извини. Нас не слышно? – Не хочешь встречаться с рудничными татями? – криво ухмыльнулся механик. Тихон уселся сбоку от стола и наткнулся взглядом на пузырек с ядом, который он выложил тут вчера. Рядом с ним так и лежали три тонких железных стрелы. Поэт взял одну из них и повертел пальцами, отчего Акинфий неожиданно изменился лицом и сделал движение в сторону выхода. – Не узнаю тебя, друже, – укоризненно сказал граф Балиор, и механик замер, а потом виновато улыбнулся. – Неужто дидимовские тати тебе стали как родные братья, и ты готов бежать к ним за помощью, чтобы они меня прирезали? – Прости, братишка, я в последние дни сам не свой, – повинился Акинфий. – Столько глупостей натворил, что еще одна – сущая мелочь… Да ведь они сами того и гляди нагрянут, куда денешься? – Потолкуем или на ножах подеремся, выбор невелик. – Ну, коли так… Берегись, впрочем, у Фаддея пистоль имеется. Тихон увидел на краю стола известное сочинение «Système de la Nature» и подле него стопку рукописных листков со звонким заголовком «Устав Природы». – Давно ли ты стал вольнодумцем? – неприятно поразился поэт. – То для себя, между делом балуюсь, все одно не напечатают, – отмахнулся Акинфий. – Меня как ученого многие явления занимают, а не только всеми признанные… Вот, погляди лучше сюда, по заказу самого Дидимова паровой воздухолет разрабатываю. Ученый развел руки в стороны, будто являя перед взором друга обширный документ, расстеленный на столе. Тот и в самом деле содержал малопонятные символы, схемы со стрелками и кругами, а также замысловатые формулы типа невтоновских, коими полны труды великого аглицкого гения. – Так ты теперь у Дидимова в услужении? Забыл, как его тати чуть тебя не порешили? – Он заплатил мне за постройку будущей летательной машины и за лечение, приказал доставить разбитый тобою аппарат и обещал помощь людьми в его починке и усовершенствовании. – Может, и еще чего посулил? – Верно. – Акинфий отвел взгляд. – Манефу мне в жены отдать, ежели я не стану тебя привечать и ему выдам… Или благ посулю несметных, каковые он тебе обеспечит после выборов. – А знаешь ли, что она сейчас в компании с Фаддеем и Накладовым веселится? – Это неважно, – с отголоском боли, но твердо ответил механик. – Что ты понимаешь в истинных чувствах, стихоплет? Она выказала мне свое искреннее расположение и покорность отцовой воле, мы вчера трапезой скрепили наш устный уговор. И Дидимов, ежели помнишь, не простой заводчик, а дворянин, самой Императрицей за его заслуги отмеченный. Поэт не узнавал друга. Он ли – испытанный в боях отставной прапорщик, верный соратник фельдмаршала Салтыкова? Талантливый ученый и прозорливый испытатель механизмов, наконец? Эх, что с человеком слепая любовь творит! И ведь не расскажешь такому обо всем, чему стал свидетелем в руднике, да какие услады от девицы Дидимовой в небесах и в избушке приобрел – враз возненавидит, терзаться ревностью начнет! Нет, граф Балиор не мог выставить друга на посмешище в его собственных глазах, также как и позволить ему играть роль игрушки в руках могущественного заводчика. Но что он мог поделать? Только разоблачить сановного татя перед лицом всего дворянского сообщества и самой Императрицей, не прибегая к сплетням и наговорам, вот что. – Так ты выдашь меня? – Не настолько я еще опустился, чтобы старого друга предавать! – Взор Акинфия гневно сверкнул. – Но ты лучше иди прочь, пока сюда не явился кто-нибудь. А обо мне не тревожься, я сам свой путь выбрал. И тебе ли учить меня, недоросль? – хмыкнул он и почти весело улыбнулся, на мгновение напомнив Тихону прежнего товарища. – Ростом вышел, а смекалкою нет. – Больше ты ничего не хочешь мне передать? О благах толковал дидимовских! Тихон медленно обмакнул одну из стрел в яд и аккуратно поместил ее в карман рокелора, а механик сделал вид, что ничего не видит. – Отлика тебе будет сторублевая, коли промолчишь и в Разуваевке будешь тихо сидеть, и на завтрашний праздник не поедешь. А ведь еще и генерал-губернатор полсотни накинет, когда ты героем предстанешь, спасителем девицы. Всероссийскую славу обретешь как храбрый победитель марсианцев, – невесело добавил он. – И журнал обещал учредить, а тебя его начальником сделать, чтобы ты таланты стихотворные на Рифейских верхах отыскивал да свои вирши без препон публиковал. Только отчего-то мне кажется, что ты слишком глуп и отвергнешь посулы… – Ну почему же? – Поэт поднялся и прислушался – ему показалось, что внизу стало непривычно тихо. – А вот как образумлюсь? Мне сто пятьдесят рублей золотом совсем не лишние, пусть они даже фальшивыми червонцами отчеканены. Акинфий вздрогнул и в смятении уставился на Тихона, но тотчас преодолел замешательство и принял прежний гордый вид. Впрочем, видно было, что внутренняя душевная борьбе в нем совсем не затихла, хотя разум ученого и принял уже решение. – Опомнись! – сказал он. – Когда еще столько и задаром обретешь, дурак? – Истинно дурак, – кивнул поэт. – Одного не пойму: что он во мне такого опасного углядел, чтобы такие несусветные призы предлагать. Он и в самом деле недоумевал, отчего всемогущий заводчик решил притянуть безвестного и бездарного, в общем, поэта на свою сторону, за какой надобностью? Неужто для того лишь, чтобы он потом сочинял пространные оды и славил тем самым доблесть и благочестие Дидимова, узурпатора и предателя престола? Что ж, какая еще от графа Балиора может быть польза… Личный живописатель Дидимова, придворный пиит! «Немалая честь, однако», – гневно подумал Тихон, но в то же время червь сомнения исподволь точил его дух и коварно нашептывал: слава всероссийская, деньги, светское коловращение с самыми наипрелестнейшими девами, личный журнал со стишатами… – Изыди, сатана, – прошептал он сквозь стиснутые зубы. – Что ты сказал? – Взгляд механика был остр словно кинжал. – Я подумаю над его предложением. – Покрепче подумай. А днесь иди, братец, пока твои проклятия не услыхали. А то ведь, коли схватят, так наград можешь и не дождаться – шибко ты Фаддею в вертепах Устьянских насолил. Прирежет… Но было уже поздно – снаружи послышались шаги, а вслед за этим дверь распахнулась, и на пороге, качаясь, явилась сильно нетрезвая Манефа. – Где мой умненький ко-отик? – развязно спросила она с замутненными вином, разбегающимися глазами. – Кто меня приласка-ает? |