Онлайн книга «Конец "Золотой лилии"»
– О, какие могут быть сомнения, синьорина Галина! Послезавтра днем вы приходите. Я лично вручаю вам ваш аккордеон, и вы едите в Барыбино. Оденьтесь скромно. О’кей? Спустился из зала пружинисто-легкий Белкин, на нем сиял блестками черный жилет, пылала алая рубашка с огромной брошью – изображением кенгуру. – Джордж, кончай охмурять нашу Тихоню, – сказал он, оскалясь и остроумничая. – Девка после твоих сексуальных шарад играть не сможет. Мы провалимся, и ты будешь виноват. – Катись, долбило, колотило. Не встревай в беседу интеллигентных людей. – А ты, Джеймс Бонд, следи, чтобы в Салон не пронесли взрывное устройство. Мировой терроризм не дремлет. Пошли, Галка, пора. – Саксэсс, саксэсс! Успехов, ребята! – послал вслед музыкантам современно продвинутый «американист» Пигачёв. После «аргентинского» вечера, оставив в маленькой комнате оркестрантов аккордеон, Галя Михайлова оказалась на улице рядом с Белкиным. – Валя, посоветуй, – сказала она барабанщику, глядевшему на нее насмешливо. – Мне предложено работать в Барыбино… – Видел, как ты оставила инструмент. – Что это за Барыбино? Ты что-нибудь знаешь? – Вроде бы хорошо оплачиваемое, но мерзкое местечко. Мужиков не берут, только девок и дам. А вообще подробностей не знаю и не хочу знать. – Там, по-моему, нужно играть на синтезаторе, – пожимая плечами, вздохнула Галя. – Ты же говорила старухе, что синтезатором владеешь. – Мало ли что я говорила. Хотела устроиться. – У меня дома есть синтезатор. Пошли, попробуешь, тренернешься. Поужинаем. Примем душ, ляжем спать. – Надо маме сообщить. – Звони, – Белкин достал сотовый телефон, протянул Гале. – Не умеешь? Говори номер. – Мамуля, я остаюсь поздно на работе, – сообщила домой лейтенант Михайлова. – Ночую у подруги, не волнуйся. Позови тетю Катю, пусть у нас побудет. Спокойной ночи, целую. – А меня? – подсунувши близко ухмыляющееся лицо, шепнул Белкин. – Это обязательно? – почему-то грустно спросила Галя. – Эх, слабовольная я особа, а ты и пользуешься… – Вспомним юность и егорьевское общежитие, – искуситель Белкин, наклонившись, хищно поцеловал девушку. На другой день лейтенант Михайлова чувствовала себя утомленной. Очевидно, ударник Белкин в близких отношениях проявлял свои способности так же энергично, как при выстукивании аргентинских ритмов. Она позвонила Маслаченко, рассказала о предложении Пигачёва, своем согласии и оставлении аккордеона в салоне до отъезда в Барыбино. – Будь осторожна, – напомнил Маслаченко. – Соберись. Серьезно ранен Саша Рытьков, но есть надежда, что все обойдется. Жаль, у тебя нет телефона сотовой связи. Гляди в оба, Галя. После Барыбино, утром, жду твоего звонка. Еще через день, одетая в старую куртку и шерстяную шапочку «колокольцем», с аккордеоном, который ей передал в салоне прилизанный Пигачёв, Галя преодолела расстояние от Москвы до «Золотой лилии». Облицованный желтоватым мрамором вестибюль пустовал. Однако скоро к Гале подошла блондинка с большими миндалевидными глазами и протянула руку. – Из салона Ануш Артуровны? – спросила она ласково, хотя взгляд ее показался лейтенанту Михайловой напряженным и цепким. – Я Люба, будем знакомы. Паспорт взяла? – Ой, забыла… Жора про паспорт ничего не говорил, – огорчилась Галя. – Принесешь в следующий раз. Аккордеон в порядке? – Я думала, играть на синтезаторе… – Конечно, на синтезаторе. А свой аккордеон положишь вон там, в чулане. Утром, когда будешь уходить, заберешь. Ясно? – Да. А где бы… – В конце коридора туалет, душ, раздевалка. Там же комната для оркестра. А вот кабинет шефа. Она сейчас будет. Иди, сними куртку, приведи себя в порядок. Галя вернулась через десять минут в сером шерстяном платье, оставив аккордеон, где было указано, побывав в туалете и причесавшись. Блондинка Люба внимательно осмотрела ее с головы до ног. – Ты будешь иметь успех, – не скрывая ревнивого беспокойства, сказала она. – Но я еще не играла… – смущенно произнесла Галя, тоже слегка волнуясь. Она избрала для себя в нынешней ситуации предельную естественность поведения. Убедила себя, что ее задание – это нечто далекое, туманное и как бы необязательное. А важно быть неопытной простушкой, готовой усердно сопровождать игрой на синтезаторе концертные выступления и выполнять всё, что от нее потребуется. Правда, в отношении последнего у нее возникали сомнения. Может быть, для лесбийских игр дело не дойдет. Может быть, не успеют. Плевать, там будет видно. Как-нибудь уклонюсь, выкручусь, надеялась она и, поморщившись, решила пока об этом не думать. Послышались четкие шаги. Перед Галей возникла высокая брюнетка неопределенного возраста с мужской прической и огромным перстнем на левой руке. Синий брючный костюм сидел на этой рослой женщине ладно и строго, как морская форма на капитане. – Марина Петровна, это Галя от Пигачёва, – с оттенком угодливости представила новенькую Люба. – Работаешь у Ануш Артуровны? Аккордеон привезла? – спросила звучным голосом директриса. – Уже на месте, – медово улыбаясь, сказала Люба. – Я хотела бы посмотреть синтезатор… – заикнулась Галя. – На синтезаторе поиграешь позже. А сейчас надо сообразить тебе концертное платье. Заходи ко мне. Илляшевская с Галей, в сопровождении виляющей тазом золотистой блондинки Любы, прошли в директорский кабинет. Многое повидавшая за два года милицейской службы Галя Михайлова все-таки опешила, увидев своеобразное убранство этого кабинета. Расшитые странными узорами бархатные диваны; по стенам цветные фотографии с неприличными сценами – правда, изображавшими одних женщин. Большой портрет французской писательницы Жорж Санд во фраке, цилиндре, с трубкой во рту, мозаичное лицо древней гречанки с острова Лесбоса, поэтессы Сафо, и черно-белое фото представительной густобровой дамы – как оказалось, это близкая фрейлина последней российской императрицы. Имена и фамилии указывались на аккуратных табличках. Были еще фотографии нескольких иностранных деятельниц женского движения с решительными и гордыми лицами. На столе посреди кабинета блестела какая-то мишура и журналы на английском или французском: в частности «Womans Own World», что означает «Мир женщины». Кроме того, наличествовали телефоны и пульт с кнопками. На отдельном столе компьютер. А в широком кресле сидели, обнявшись, две голые куклы в человеческий рост, почти не отличимые от живых девушек. Пока Галя озиралась по сторонам, Илляшевская села за стол с пультом, нажала кнопку. – Мелентьевна, ко мне. Нарядить девочку требуется. Подбери-ка всякого шелка, атласа, кисеи и прочего. Раздевайся, милочка, – обратилась она к Гале. – У нас тепло, не простудишься. |