Онлайн книга «На рубежах южных (сборник)»
Шумной толпой казаки вывалились из куреня. Снег перестал сыпать, небо прояснилось, потянул морозный ветерок. На майдане ни души. – Где довбыш? – закричало несколько голосов, – Где он, бисов сын, ночуе? – Та бейте чем-нибудь! Здоровенный широкоплечий казак, выдернув вбитый в землю кол, ожесточенно заколотил по литаврам. На первые звуки из ближнего куреня выскочил еще не очнувшийся от сна довбыш – дюжий конопатый казак. – А ну геть видциля! Шо вам литавры, цяцька, чи шо? – Замолчи! – зацыкали на него васюринцы. – Бери лучше свои палки та бей сполох! Казаки окружили седого довбыша плотным кольцом. Видя, что спорить бесполезно, он извлек из широченных штанин палки и ударил в литавры. Солнце багряным шаром выкатилось из-за туч, осветило заросшие, изможденные лица черноморцев, рваные овчиные полушубки… – Зачем скликали? – Думать треба, браты казаки, когда все это кончится! – Что-то полковников не видно. – А вас не по полковничьему указу скликали! Толпа росла и волновалась. Один за другим на майдач подходили старшины. Первым прибежал есаул Белый, а за ним сотники Лихотний, Павленко, есаул Чигринец. Они толпились чуть в сторонке и шептались, ожидая Чернышева и Великого. – «А полкам стоять лагерями до нашего на то высочайшего указа. Павел», – прочитал Чернышев по складам. Прочитал и взглянул на Великого. – Вот так-то! Великий сидел на деревянном чурбаке, заменявшем табурет. В полковничьем курене холодно, и на плечах у Великого наброшен бараний тулуп. Жирные щеки лоснятся, а широкие брови, сросшиеся на переносице, строго нахмурены. – Не миновать нам лиха, чует мое сердце… – Что поделаешь? Не от нас сие зависит, – Чернышев пожал плечами. И тут же добавил: – А домой, ежели половина вернется, и то добре будет. – Недолго и до смуты. – Великий взглянул на Чернышева. – Поговаривают, что Дикун и Собакарь казаков подбивают к неповиновению. Они в твоем полку, надзор бы за ними учинил. Чернышев от злости крякнул, подумал: «Тоже мне указчик. Пока я тут атаман». Но вслух соболезнующе проговорил: – Оно, друже, и у тебя в полку не все ладно. Ты б лучше за своими доглядывал, они у тебя тоже языки поразвязали. – И подумал: – «О Дикуне и Собакаре мне ведомо. Ежели бы только эти, то не след бы тревожиться, а то все такие…» Великий не возражал, встал, подошел к земляным нарам, сделанным в форме топчана. Сбросив тулуп на матрац, принялся стягивать сапоги. – Спать надо, а то мы с тобой проговорили до последних петухов. Рассвело уже… Лег, повернулся на бок. Чернышев дунул на каганец и тоже стал ложиться. Сквозь нудное завывание ветра вдруг донеслись тревожные удары литавров. Великий вскочил. – Чуешь? Чернышев поднимался медленно… «Не ослышались ли?» Нет! Кто-то ожесточенно бил в литавры. – Бунт? Чернышев схватился за папаху. – Чуяло мое сердце, – поспешно одеваясь, проговорил Великий. – Чуяло! А майдан той порой уже гудел. К Дикуну протолкались Шмалько и Половой. – Шо, Федор? – тихо спросил Половой. Дикун склонился к уху Ефима. – Походить надо бы среди казаков. Главное, чтоб кровь не пролилась. Пусть одно кричат – чтоб на Кубань отправляли. – Добре! Глухой ропот неожиданно оборвался, как струна. В круг, бросая по сторонам злые, настороженные взгляды, вбежал Чернышев. Вслед за ним торопливо шагали Великий и другие старшины. Сдвинув мерлушковую папаху на затылок, Чернышев положил руку на саблю. Левая щека, рассеченная глубоким шрамом, подергивалась нервным тиком. – Кто смел без моего на то ведома созвать круг? – сурово спросил он. – А мы сами себе указка! – насмешливо выкрикнул кто-то. – Ведом твой нам ни к чему! Делая вид, что не расслышал, Чернышев продолжал. – Что это значит? – А значит то, что нашему терпению приходит конец! Хватит! – вразнобой закричало несколько голосов. – Для чего держат нас тут? Чтоб перемерли все? Федор отчетливо услышал низкий бас Осипа. – Веди полки на Кубань! И сейчас же толпа загудела. – На Кубань! По куреням! Чернышев повернулся к Великому, что-то сказал вполголоса. Тот, сейчас же выйдя из круга, поспешил в землянку. Вскоре он вернулся, неся свернутый в трубочку лист бумаги. Когда крик постепенно начал утихать, Чернышев поднял руку. – Черноморцы, браты! Тут крикуны подбивают вас забыть присягу и на Кубань по хатам самовольно разойтись! Не можно это! – Ишь ты, – бросил Собакарь через плечо Дикуна, – як прикрутило узлом, так сразу в браты записался… Чернышев посмотрел в ту сторону, где стоял Дикун. Взгляды их встретились. С минуту они словно боролись взглядами. Наконец Чернышев, не выдержав, отвел глаза. – Не можно того! – вновь выкрикнул он. – Вам того не ведомо, что стоять тут нам повелел сам государь-император! Вот! – Чернышев потряс в воздухе бумажным свитком, взятым из рук Великого. – «А полкам стоять лагерями до нашего на то высочайшего указа. Павел», – прочитал он громко. – Дозвольте, други-товарищи, слово молвить! – Дикун вошел в круг, стал вблизи Чернышева. Постепенно все затихло. Федор видел сотни смотревших на него глаз и сердцем почуял, что казаки верят ему. – Други! – голос Дикуна зазвенел в морозном воздухе. – Гляньте на себя! Одна сирома тут, окромя их. – Он указал на сбившихся кучкой старшин. – Все, кто мог откупиться, остались там, по куреням! А в польском походе с Чепегой кто был? Така ж сирома, как мы… – Не слушайте его! – Великий шагнул вперед. – Такие, как он, на смуту вас подбивают. Толпа взорвалась. Сотни гневных голосов перекрыли голос Великого. – Брешешь! Правду Дикун балакае! Всех вас бы к чертовой бабушке отправить! Нажились на казацких харчах! Лопните скоро от сала! Дикун поднял руку. – Тише, други! Слухайте! Постепенно все смолкли. Федор повернулся к Чернышеву. – Вот ты, пан полковник, кажешь нам, что эта бумага подписана самим царем. Так до бога высоко, а до царя далеко, ему нужд наших не видно! А вот наш тебе сказ: уведи полки на Кубань! Такова наша воля. Правильно я речь веду? – Верна-а! На Кубань! – А не поведете нас, – сами уйдем. Оставайтесь тогда одни, ждите, пока смерть придет. – Верно! Сидим тут, як квочки, и ни на войне и ни дома. |