
Онлайн книга «Стыд»
— вполне человеческим голосом ответил ему Слесаренко. — Ты лучше расскажи, как ты здесь очутился. Вот уж не думал… — Иван Степанович Плеткин — мой тесть. — Да ты что! — Слесаренко поджал губы и покачал головой. — Интересно, интересно… Встречаетесь со стариком? — Я у него живу. — Ах, вот как?.. — Юбилейную книгу пишу про компанию. — Теперь понятно… Ну, что же, рад видеть, рад видеть… — Лузгина уже начинала раздражать эта новая слесаренковская привычка повторять слова. У брата в детстве была манера в шахматах сходить, а затем перехаживать; Лузгин бесился и щелкал брата по лбу средним пальцем. Увы, сейчас и здесь такого он себе не мог позволить, а потому спросил из вежливости: — Вы к нам надолго? — По обстоятельствам… Как семья Кротова? Я слышал, они по-прежнему на Кипре? Мне очень жаль, что с ним так получилось. — Вы его помните? — Конечно, — сдержанно ответил Слесаренко. — Как у тебя? Женат? — Сейчас вы спросите: на ком? Женат, и на своей жене, хотя формально мы в разводе. А если вы про ту историю на выборах… — Да нет, ну почему? — смутился Виктор Александрович и снова стал похож на человека. — Я, между прочим, тоже женат. — Я слышал: на американке. Кто она, если не секрет? — Как ты — по прессе. Познакомились в Бостоне, я там три года работал. — С вами приехала? — Пока в Москве… — Опять же, если не секрет: на много вас моложе? — Ей скоро сорок. — Изрядно, — произнес Лузгин и сам не понял, что имел в виду: возраст супруги или разницу в годах. — А это правда, что вас сюда американцы назначили? Он уже слышал немного про нового «вице»: и про жену, и про Штаты. «Севернефтегаз», от которого отпочковался в свое время «Сибнефтепром», давно уже принадлежал американской компании «Аноко», ныне прикупившей часть активов СНП и приславшей Слесаренко «блюсти интересы». — Как вы вообще в «нефтянке» задержались? Я, честно, думал: это временно. — Вообще-то я, к твоему сведению, в Тюмени нефтегазовый окончил… — А в Штатах? Поди, Гарвард? — Курс в Бостонском технологическом. — Не слышал о таком. Тяжеловато было? Все-таки возраст.. Слесаренко пожал плечами и глянул на часы — прямоугольные, белого металла, дугою обтекавшие запястье. Припомнились пудовый «Ролекс» Геры Иванова и тяжкий грохот по столу, что отвлекло внимание, но краешком его Лузгин все же уловил тональность новой фразы Слесаренко и спросил настороженно: — Не понял, вы о чем? Вице-президент компании соединил ладони, направив пальцы ледокольным клином прямо Лузгину в лицо. — Я же тебя помню и знаю, Владимир. Ты почти не изменился. — А вот вы… — Не перебивай, пожалуйста. Ты ведь довольно умный и корректный человек, с тобой легко работать… — Ну не скажите! — При всех твоих творческих вывертах. Но когда тебе что-то надо от начальства, ты начинаешь дерзить. Вот я и спрашиваю тебя: за чем пожаловал? Он так и произнес раздельно: «за» и «чем». Лузгин уж было удивился его памяти и сообразительности, но вовремя уразумел, что пугающая проницательность господина начальника на самом деле есть незыблемая чиновничья уверенность, будто от них всегда и всем что-то нужно. Он вспомнил, что был в Тюмени мэр, любой разговор с посетителем начинавший фразой: «Цена вопроса?» — ибо знал по опыту, что рано или поздно станут просить денег, так лучше сразу к делу, то есть к деньгам, не теряя времени. — Я вас когда-нибудь о чем-нибудь просил? Ну, в смысле — для себя? — Не было такого, — ответил твердо Виктор Александрович. — Вот именно. Так в чем же дело? — А дело в том, что я имел беседу с Харитоновым. И он меня предупредил. Так что я в курсе твоей проблемы. — Это не моя проблема, — с нажимом произнес Лузгин, совершенно ошарашенный поворотом разговора. Он отнюдь не собирался раскрывать все карты при первой же встрече, намерен был установить контакт и возобновить пусть не приятельство, — такого не было и прежде, — но хотя бы знакомство, а уж потом, при удобном случае, поведать как бы вскользь историю с Валькиной нефтью, чтобы собеседник произнес, наконец, заветное: «Чем я могу помочь?». А помочь Слесаренко мог изрядно: по рангу он был выше Харитонова, более того — курировал в правлении соответствующий бизнес-сектор. Как ставленник американцев, и вовсе был всесилен, на что Лузгин и рассчитывал прежде всего, а нынче понял, что попал в капкан. Если он сейчас после прямого и четкого вопроса уйдет от темы и сделает вид, что заявился просто так, повидаться тема будет закрыта, и возвращаться к ней потом бессмысленно. Но если он тему продолжит, то предстанет в глазах Слесаренко мелким шкурником (сто тысяч тонн — ничего себе мелким!), примчавшимся по-быстрому урвать свое под расслабляющую музыку былого, и так же похоронит тему раз и навсегда. И еще он вспомнил, — да, впрочем, и не забывал никогда, — что сидящий ныне напротив человек с внушающим доверие сосредоточенным лицом однажды уже предал его и бросил на произвол судьбы в чужом далеком городе, и даже не позвонил потом, не поинтересовался, что с Лузгиным и как. Прошло немало лет, и Лузгин вообще-то примирился в душе с тем исходом событий, сочтя его результатом непреодолимых обстоятельств, где каждый был по-своему неправ, но и не виноват особо — так, чтобы затаить обиду на всю оставшуюся жизнь. Обида ушла, но не память, и вот — все вернулось с прежней остротой, у Лузгина даже стало сухо во рту. — Скажи мне честно, — покачал все так же сомкнутыми ладонями Слесаренко, — в этом деле есть твой личный интерес? Лузгин мгновение помедлил и ответил: — Есть. А что? — Это хорошо. — Слесаренко опустил ладони на стол. — Если бы ты ответил «нет», я бы тебе не поверил. И не стал бы тебе помогать. — А вы намерены мне помогать? — Нет, не намерен. В этом деле — нет. Но ты не соврал мне, поэтому в другой раз, когда ты придешь, я тебе обязательно помогу, если это будет в моих силах. — Спасибо, Виктор Александрович, — сказал Лузгин, — только я к вам больше не приду. Извините. — Придешь, придешь, — знакомо улыбнулся Слесаренко. — Меня вместо Иванова назначили курировать юбилей, так что… сам понимаешь… Я тут, кстати, почитал твое… Неплохо. Талант не пропьешь, а, Владимир? — Да заслабо, — сказал Лузгин. — Я слышал, ты бросил? — Ну все-то вы знаете… — Это хорошо. — Послушайте, Виктор Саныч, — голосом раскаявшегося шпиона проговорил Лузгин, — а может, все-таки получится с Ломакиным? Я слышал, сейчас многое пересматривается. Да, вроде, и немцы не против. Вот если бы еще американцы… Ну, что им эти жалкие сто тысяч? Даванут на немцев — те признают, готовы признать… И всего-то нужна бумага от компании, подтверждающая легальность сделки. Компания же ничего не теряет! Она в свое время деньги от Кафтанюка уже получила. |