Онлайн книга «Сказание о Йосте Берлинге»
Вскоре и сам пастор понял, что думает о нем народ. Они возложили ответственность за засуху на него. Оказывается, он, и именно он, навлек на край Божье наказание. Так моряки, чей корабль потерял управление и дрейфует в океане, когда провизия кончается, кидают жребий, кому предстоит быть выброшенным за борт. Жребий пал на него. Он пытался превратить все в шутку, говорил, что на сухих ветках готовить даже лучше, но дни шли за днями, и он уже не смеялся. Что за ребячество! Неужели они и в самом деле считают, что этот мусор может навредить ему? Он прекрасно понимал, что в этой нелепой выходке проявилась копившаяся годами ненависть. Ну что ж, к этому он привык. Он не избалован любовью. Добрее он не стал. Может, ему бы и хотелось, особенно после того, как его навестила его первая и единственная любовь. Но уступить всеобщей ненависти? Разве может ненависть породить душевное тепло и раскаяние? Но куча хвороста не давала ему покоя. Постепенно закралась в голову мысль: а может быть, они правы? Ему уже казалось, что из этой кучи выглядывают изможденные лица и осыпают его страшными обвинениями. Он постоянно подходил к этой куче, считал ветки – и сколько же набросали за сегодня? Вскоре он ни о чем уже не мог думать. Ворох сухих веток на перекрестке, этот немой укор, медленно, но верно разъедал его душу. С каждым днем ему все более начинало казаться – люди правы. Он сильно сдал. Пастор и так был не молод, но за каких-то две недели превратился в совершенного старика. Его мучили судороги, боли в спине, но самое главное, угрызения совести. Весь мир сосредоточился для него в куче хвороста на развилке дорог. Он был уверен, что и угрызения совести пройдут, и преждевременная старость сбавит шаг, лишь бы эта куча в один прекрасный день исчезла с лица земли. В конце концов он стал караулить эту кучу. Целыми днями сидел и караулил. Но и это не помогло – позорная куча росла по ночам. * * * Как-то мимо его усадьбы проезжал Йоста Берлинг. Он увидел пастора сидящим у дороги и поразился – тот постарел самое меньшее на десять лет. Разбирал сухие ветки и то раскладывал их рядами, то собирал в кучки. Он играл с этими палочками, строил домики и шалашики, будто опять стал ребенком. Йосте стало его жалко. – Чем занимается господин пастор? – спросил он вежливо и соскочил с коляски. – Да ничем. Сижу вот, разбираю… ничем не занимаюсь. – Зачем же вам здесь сидеть, в дорожной пыли? Шли бы домой, там не так жарко. – Нет-нет… лучше я здесь посижу. Йоста пожал плечами и сел рядом. – Не так-то легко быть пастором, – сказал он, помолчав. – Здесь-то ничего, терпимо. Здесь, по крайней мере, люди есть. А там, на севере… Йоста очень хорошо понял, что хотел сказать пастор. Он знал эти приходы на севере Вермланда, где сплошь и рядом священнику и жить-то негде – кругом леса, там только финны живут в своих курных избах. Бедный край, где можно целый день бродить и не встретить ни души, а пастор – единственный человек с образованием. Пастор знал, о чем говорит, – он прослужил в таком приходе больше двадцати лет. – Нас в такие места и посылают, пока мы молоды, – согласился Йоста. – А там выжить невозможно. Человек ломается, у него уже нет будущего. Многие там и кончили. – Ваша правда, – кивнул пастор. – Одиночество разрушает человека. Приезжает пастор, молодой, только что из семинарии, огонь и пламя, уверен, что все будет хорошо, что его проповеди приведут людей ближе к Богу… – Вот именно! – Но скоро замечаешь, что слова не помогают. Нищета делает людей глухими к слову Божьему. Нищета! – повторил пастор решительно. – Нищета – вот что сгубило мою жизнь. Приезжает новоиспеченный пастор, такой же нищий, как и все там, и говорит пьянчуге: брось пить самогон! А тот ему отвечает: а у тебя есть что-нибудь лучше самогона? Самогон – шуба зимой и прохлада летом. Самогон – теплая хижина и мягкая постель. Дай мне все это, и я не прикоснусь к бутылке! – Потом он говорит вору, – подхватил Йоста, – не воруй, злобному мужику – не бей жену, а суеверной бабе – верь в Бога, великого и единственного, а не в каких-то там троллей и ведьм. А вор отвечает: если ты дашь мне хлеб, зачем я буду воровать? А муж-зверюга говорит – сделай нас богатыми, и мы заживем в мире и согласии; а суеверная баба отвечает – так научи меня, я же ничего не знаю! И кому из них можно помочь без денег? – Готов подписаться под каждым вашим словом! – Пастор оживился, глаза его загорелись. – В Бога-то они верят, но еще больше в дьявола, а больше всего в троллей и гномов в амбаре. Зерно чуть не все переводят на брагу. И конца тому не видно. У всех этих серых покосившихся хибар один хозяин – нищета. Женщины от горя похожи на ведьм… да всем им так скверно, что остается только напиваться до полусмерти. Поля обрабатывать и ухаживать за скотиной они не умеют, боятся разве что хозяина, а пастор у них вроде шута горохового. Что с этим сделаешь? Они не понимают ни слова из того, что им говоришь с кафедры. Они не верят тому, чему их пытаешься научить. И ведь посоветоваться не с кем, нет никого, кто поддержал бы, помог не упасть духом… – Есть и такие, кто выдержал, – сказал Йоста. – Некоторые, милостью Божьей, выдержали. Не сломались. Всё выдержали – нищету, одиночество, безнадежность. Делали, что могли, и не отчаивались. Такие были всегда. Мало, но были. Были и будут. Я преклоняюсь перед ними и буду преклоняться, пока жив. Они истинные герои. Я, например, не выдержал. – И я не выдержал, – как эхо, повторил пастор. – А кто-то, – задумчиво сказал Йоста, – кто-то вбивает себе в голову, что только богатство может победить нищету. И решает разбогатеть. Начинает копить. Думает, что с деньгами он сможет помочь этим несчастным. – Если не копить, он запьет, – сказал старик. – Иначе как выдержать все, что видит он вокруг? – Или запьет, или обленится, опустится, потеряет данную ему Богом силу убеждения. Очень трудно выжить в тех краях тому, кто там не родился. – Чтобы копить, надо закалить душу. Надо забыть жалость. Стать жестоким. Сначала это как игра, а потом человек привыкает. – Стать жестоким к себе и к другим, – добавил Йоста. – Нелегкое это дело – копить деньги. Надо приучить себя не замечать ненависть и презрение, мерзнуть, голодать и, главное, приучить сердце стать жестоким. И в конце концов человек забывает, зачем он начал собирать деньги. Пастор посмотрел на него исподлобья – ему показалось, что Йоста над ним издевается. Но тот был совершенно серьезен и говорил горячо и убедительно, как будто про самого себя. – Так со мной и произошло, – тихо сказал старик. – Но Бог не забыл его! – воскликнул Йоста. Прекрасное лицо его просияло. – Бог его не забыл! Бог разбудит в нем юношеские мечты, Он даст ему знак – помни, ты нужен людям! – А если он не поймет знак Божий? – Как можно не понять знак Божий? – весело рассмеялся Йоста. – Он вспомнит, как мечтал о теплых хижинах для бедняков, и поможет их построить. Обязательно поймет. |