Онлайн книга «Сад камней»
|
– Минуточку, я… – Вы – за чаем, если не ошибаюсь? – демонстрировали всем, в том числе господину Мустафе, орудие убийства, вы видели, кто именно и в каком порядке брал его в руки, вы живете в соседнем доме и являетесь старым другом семьи, – по-моему, перечисленного достаточно, чтобы вы не могли выступать в роли адвоката подозреваемого. Кстати, ваш меч отнюдь не сувенир, и вы это прекрасно знаете. Не говоря уже о том, что если вы сейчас заявите, что не расставались с вашим другом целый день, или были вместе в интересующее нас время, то вас и слушать не станут! – Я не собираюсь заявлять ничего подобного! Я вам уже сказал, что мы сегодня не виделись. Хотя я и друг, точнее, сосед, коллега и добрый знакомый того, кого вам угодно называть подозреваемым! Да, вероятно, вы правы, и я не могу быть официальным представителем интересов господина Мустафы, но в данный момент он не может пригласить никого другого. Вам придется ждать до завтра, пока другой адвокат приедет из Измира. – Подождем. А пока я хотел бы побеседовать с вами, Эрман-бей. Сожалею, но господина Мустафу мы вынуждены будем задержать. – У вас нет никаких оснований!.. – Ошибаетесь. Оснований более чем достаточно. – Вы предъявляете официальное обвинение в убийстве? – Пока нет, как я вам уже сказал. Вы не помните или делаете вид? Кстати, раз уж мы договорились, что вы не адвокат господина Мустафы, а свидетель, которому принадлежит орудие убийства, то отвечать на ваши вопросы я не обязан. – Но я, между прочим, адвокат потерпевшей… вернее, был им. – Вот как? Интересно. Поподробней, пожалуйста. – Ты – адвокат Эмель?! – слово «потерпевшая» явно нуждалось в переводе, в уточнении, в объяснении. Мерзкое какое слово – как и все эти их «свидетель», «орудие», «подозреваемый», «обвинение»! Неужели нельзя говорить по-человечески?! Мустафе казалось, что именно из-за этих слов от него ускользает что-то самое главное, весь смысл происходящего. Эмель… где она? Эрман – адвокат Эмель? Какого черта? – Какого черта?! – повторил он свой вопрос вслух. – Я не знаю, могу ли я… – чертов язык, на котором они говорят так, что лучше бы молчали! Неужели я сам говорю так же? – Сегодня я должен был встретиться с Эмель. Она позвонила мне… извините, я волнуюсь… сейчас объясню по порядку. Все это… вы понимаете! – Эрман явно обдумывал, что сказать, а что приберечь, и тянул время. – Эмель дружит с моей женой… дружила… так вот: на прошлой неделе жена передала мне просьбу Эмель… помочь ей в одном деле. В качестве адвоката. О сути дела позвольте мне умолчать, это не имеет отношения… – Сейчас все имеет отношение! – перебил его полицейский. – В каком еще деле, господи?! – нет, это невозможно: Эмель, смерть, теперь еще – адвокат! – Я сам адвокат, зачем ей?! – Повторяю, суть проблемы к делу не относится. В любом случае, с Эмель я по делу не встречался, жена предупредила, что она позвонит, когда все продумает, поэтому я не удивился, когда она позвонила. Я должен был с ней встретиться, но… – Если можно, поточнее: время звонка, время и место встречи, ваши действия. – Меня, я надеюсь, ни в чем не подозревают?! – Мы уточняем картину преступления – если вы сами этого не понимаете. Я полагал, что адвокат, занимающийся уголовными делами, лучше осведомлен о процессе следствия. – Иногда – я иногда занимаюсь уголовными делами. В основном все-таки недвижимостью, как Мустафа-бей. – Вот это как раз к делу не относится. Итак? – Итак: Эмель позвонила около двенадцати, нет попозже… – Зачем она вообще звонила? Вы же живете в соседних домах, она могла бы просто прийти. – Я не могу вам ответить. – Понятно. Мустафа-бей, я должен продолжать работу, пройдите, пожалуйста… – Какого черта?! Вы меня выгоняете? Я должен знать, зачем Эмель понадобилось!.. – Извините, но я не могу допрашивать одного свидетеля в присутствии другого. Конвоя у меня здесь нет, охрану я к вам приставить не могу… скоро за вами приедут из Дидима, отвезут в их участок. А пока… подождите в соседней комнате, не ухудшайте свое положение. Его невозможно ухудшить, думал Мустафа, вставая и выходя. Ничего не поймешь, ничего! Эмель договаривалась о встрече с Эрманом. Неделю назад – кажется так? – она задумала что-то, о чем он не имеет ни малейшего понятия, задумала – и продолжала рисовать, подавать кофе, заниматься обычными домашними делами, заниматься с ним любовью. Разве это может быть? Да он читал по ее лицу, как по книге, он знал о ней все, знал ее всю, каждый ее вздох и сломанный ноготь, каждое сомнение, каждое новое впечатление, она всегда была открыта для него, у нее не было не то что секретов или тайн – она не могла скрыть от него даже припрятанных подарков, и он лишь старательно делал вид, что не подозревает о ее затеях… Выходит, все не так? Еще один камешек в хлебной мякоти? Целую неделю она думала о ею же назначенной встрече с Эрманом – что это может значить? Какой-то очередной сюрприз? Нет, ни праздников, ни дней рождений в обозримом будущем не намечалось… черт, так можно до чего угодно додуматься, Эрмана допрашивают, надо пойти и прямо спросить у нее самой!.. У нее самой… У нее… ничего уже не спросишь, неужели?! Может, все еще как-то можно поправить? Войдет какой-нибудь волшебник доктор и скажет: да, ей очень плохо, но она выздоравливает, ее нельзя беспокоить, вот когда ей будет лучше… я проснусь и… ладно, я согласен, что это не сон, но доктор-то может прийти?! Да, кровь, ужас, жуткий меч – все это было, но пусть не навсегда, не так… окончательно! Да, несчастный случай, может быть, даже чье-то преступление, но пусть бы было хоть какое-то будущее… они же могли ошибиться? Она жива, она в больнице, ведь не зря же ее так быстро увезли, она в реанимации, ее нельзя видеть… нельзя спросить у нее прямо сейчас, зачем она хотела встретиться с Эрманом и почему ничего не сказала ему, но потом, потом?.. Доктор, я могу подождать, я буду ждать, сколько скажете, вы только скажите, что когда-нибудь… Мустафа не чувствовал, что по лицу его катятся слезы; он даже не пытался спрятать лицо, опустить голову, еще как-то укрыться в своем горе; он уже знал, что никакого доктора нет и не может быть, что обмануть себя не удастся. Я не могу спросить у нее, зачем ей понадобился адвокат. Эрман наверняка знает больше, чем говорит… да, это несомненно. Отвлекшись на мгновение от самого страшного, мозг заработал с профессиональной, годами приобретаемой четкостью. Эрман вел себя странно: то выступал в роли адвоката, то легко отказался от нее, то задавал какие-то вопросы, то говорил что-то лишнее. Он вел себя… не так, как обычно, непрофессионально, он волновался… может быть, из-за меча? Конечно, что удивительного: если взятым в твоем доме сувениром убивают, радости мало! |