Онлайн книга «Ты только попроси. Или дай мне уйти»
Звуки, раздающиеся в трубке, похожи на шум в каком-то баре. Прежде чем я спрашиваю, где он, Эрик язвительно произносит: – Ну же, Джудит, ты его защищаешь – как мило. – Я его защищаю, потому что ты говоришь, ничего не зная. – А может быть, я знаю слишком много. – Да? И что же ты знаешь? Расскажи мне! – ору я, вне себя от злости. – Потому что то, что знаю я, – это то, что между ним и мной было лишь то, что позволил ты, к тому же под твоим личным наблюдением. – Ты уверена, Джудит? – спрашивает он таким тоном, что я теряюсь. – Уверена, Эрик. Абсолютно уверена. В воздухе такое напряжение, что его можно резать ножом. Я взволнованно спрашиваю: – Где ты? – Пью. Выпивка – лучший способ забыться. – Эрик… – Какое разочарование. Я думал, что ты – единственная и неповторимая, но… – Не вздумай мне сказать то, после чего мы уже расстались однажды! – кричу я. – Попридержи язык, чертов мудак, или, клянусь, я… – Что ты клянешься? По его голосу и тону понимаю, что он вышел из себя. Стараясь успокоиться, чтобы не нервировать его еще больше, говорю: – Не понимаю, как ты можешь в такое верить. Ты же знаешь, что я тебя люблю. – У меня есть доказательства, – в ярости прерывает он меня. – У меня есть доказательства, ни одно из которых ты не сможешь опровергнуть. Я все меньше понимаю, что происходит, и снова кричу: – Доказательства? Какие доказательства?! – Джудит, я не хочу сейчас с тобой разговаривать. – А я хочу, чтобы ты со мной поговорил. Ты не можешь меня обвинять и… – Не сейчас, – прерывает он меня. – Кстати, моя поездка продлевается. Я не вернусь на этой неделе. Не хочу тебя видеть. И бросает трубку. Он снова бросил трубку. Я готова заорать, но вместо этого падаю на кровать и плачу, плачу, плачу. У меня не осталось сил ни на что, кроме слез. Успокоившись, иду в душ. Затем спускаюсь на кухню, но там никого нет. Вижу записку от Симоны: Мы поехали в супермаркет за покупками. Ко мне подбегают Трусишка и Кальмар, начинают ластиться ко мне. У животных очень развито чутье. Кажется, они понимают, что мне плохо, поэтому не отходят от меня ни на минуту. Захожу в гостиную, подхожу к музыкальному центру и, просмотрев несколько дисков, ставлю тот, от которого мне станет еще хуже. Вот такая я мазохистка. Когда звучит «Если нам позволят», я снова плачу, вспоминая, что всего несколько дней назад танцевала с Эриком под эту песню. Ставлю ее на повтор. Заплаканная и с разбитым сердцем иду к окну. На улице льет дождь, а из моих глаз льются слезы. С каждым днем погода в Мюнхене становится все хуже, и я лишь могу смотреть на дождь и плакать, пока мое сердце разрывается на кусочки. Если нам позволят, мы будем любить друг друга вечно. Если нам позволят. Ясное дело, что не позволят. Сначала это были Мариса и Бетта, потом Аманда, теперь Лайла. Почему они не позволяют нам любить друг друга? Спустя несколько часов, когда возвращается Симона, я уже немного успокоилась и больше не плачу. Наверное, исчерпан мой годовой запас слез. Не зная о моих мыслях, Симона спокойно готовит обед и, когда он готов, зовет меня, но я почти не ем. Совсем нет аппетита. Симона – мудрая женщина и понимает, что я страдаю. Она пытается поговорить со мной, но я отказываюсь. Не могу. В итоге она оставляет свои попытки. Вечером, когда со школы возвращается Флин, я стараюсь встретить его с широкой улыбкой. Мальчик не заслуживает того, чтобы жить в тревоге и постоянно видеть меня в дурном настроении. Скрепя сердце помогаю ему с домашним заданием и ужинаю с ним. Мы болтаем о видеоиграх. Это лучшая тема, которая отвлекает его от копания в моей жизни и моих чувствах. Вечером, когда он идет спать, я остаюсь в гостиной. Меня снова одолевает соблазн включить одну из наших песен. Их так много, что любая заставит меня плакать. Вдруг двери гостиной открываются, и входят Норберт и Симона. – Я не верю в то, что наговорила в школе моя племянница Лайла, – говорит Норберт, – и я уверяю вас, что это все выяснится. Сеньора, я очень сожалею о том, что случилось. Я встаю с дивана и обнимаю его. Он, обычно негнущийся перед проявлениями моей любви, словно стальной прут, на этот раз отвечает на мои объятия и тихо говорит мне на ухо: – Я сделаю все возможное, чтобы все выяснилось. Я киваю и вздыхаю. Смотрю на Симону. Не зная, куда деть руки, она в ярости произносит: – Эта девчонка – лгунья, и я сама повыдергиваю ей все волосы, если она не прольет свет на это перед всеми. Киваю… и обнимаю ее. Казалось бы, в подобной ситуации я должна быть фурией, но мне так плохо, я так заморочена, растеряна и растроена, что могу лишь кивать и обнимать. Этим вечером Эрик не звонит, и я ему тоже. Мне не хочется думать, что он опять пьет, и представлять, что это может закончиться в постели Аманды. Но ведь я мазохистка и все равно представляю, страдая от этого еще сильнее. Почему я так глупа? Бьорну я тоже не звоню. Но и он не звонит мне, а это – хороший знак. Значит, Эрик еще не выплеснул на него свою ярость. Бедняга, как это все несправедливо! На следующий день я словно вяленая рыба, но все равно отправляюсь на прием к гинекологу. Уговорив Норберта не провожать меня, приезжаю в клинику на такси. В приемной жду и наблюдаю за девушками, которые ожидают вместе со мной своей очереди. У них огромные животы. Я готова бежать отсюда без оглядки. Но я остаюсь. Сдерживаю свои порывы и жду, наблюдая за дюжиной беременных, сидящих в обнимку со своими мужьями. Меня одолевает хандра. Боже, как я могу быть беременной? Когда девушка произносит мое имя, я встаю и вхожу в кабинет. Врач, молодая женщина чуть старше меня, встречает меня с улыбкой и приглашает присесть. Я пришла впервые, поэтому заполняю в карту свои данные. Затем открываю сумочку и высыпаю на стол перед гинекологом четыре теста на беременность, на каждом из которых есть две полоски. Она смотрит на меня и улыбается. Что тут смешного? – Ты можешь сказать, когда у тебя в последний раз была менструация? – В этом месяце у меня ее не было. А в прошлом месяце она была не обильной. Но… но… в ту же неделю я снова начала пить таблетки и… и… Может, я сделала плохо… Но я… Видя мое волнение, врач говорит: – Не волнуйся, ладно? |